Вещие сестрички - Терри Пратчетт

— Нет чего, моя ненаглядная? — И герцог зевнул. Ночь выдалась волнительная. Сначала, откуда ни возьмись, налетела совершенно непрошеная буря с грозой, да еще черт-те какая громкая. Потом началась вся эта кутерьма с втыканием ножей…

Выше уже говорилось о том, что в своем дворцовом восхождении герцогу оставалось преодолеть последнюю ступеньку. Ступенька же эта располагалась в самом конце последнего, ведущего в Большую залу лестничного пролета, вниз по которому и скатился ночью прежний король, приземлившись, наперекор всякой вероятности, на лезвие собственного кинжала.

Впрочем, личный врач монарха в своем заключении указал, что кончина его пациента явилась естественным исходом заболевания. Перед подписанием заключения лекарь некоторое время совещался наедине с Бенценом, и тому удалось разъяснить медику, что недуг, приводящий к скатыванию по лестнице с кинжалом в спине, является следствием чересчур длинного языка.

Эту неизлечимую заразу, несмотря на предостережения, подхватили и несколько туговатых на ухо воинов королевской стражи. И все же эпидемию удалось погасить в зародыше.

Герцога передернуло. В прошедшей ночи было несколько жутких и маловразумительных подробностей.

Он попытался изменить течение мыслей. Все треволнения, так или иначе, остались позади, и он получил королевство. Невеликое размерами и числом подданных, состоящее в основном из деревьев, — но все же королевство. И корону в придачу.

Которую, правда, еще предстоит найти.

Ланкрский замок был выстроен архитектором, который находился под сильным впечатлением от Горменгаста, однако так и не сумел привлечь в строительство необходимые средства. И все-таки он почти совершил невозможное, вылепив из дешевых башен, фундамента со скидкой, контрфорсов с сезонной распродажи, уцененных амбразур, подержанных горгулий, бастионов по прямым поставкам, доступных погребов и казематов с оптовой базы некое ажурное пирожное, которое тянуло на полноценный замок, если бы можно было поручиться за надежность его перекрытий или за то, что примененный архитектором тип известки выдержит по крайней мере легкий дождик.

В головокружительной стойке завис этот замок над страшным, глубиной в тысячу футов, ущельем, по ложу которого катил серые ревущие потоки сумрачный Ланкр. Не проходило и минуты, чтобы река не подхватывала канувшие в бездну обломки крепостной стены.

Несмотря на скромные размеры замка, в Ланкре хватало укромных местечек, где можно было надежно спрятать атрибуты королевской власти.

Герцогиня пустилась в брожение по замку, рассчитывая отыскать свежий материал для взбучки. Ее супруг не отрывал угрюмого взора от будущих владений. Начинал накрапывать дождик.

Последнее обстоятельство и послужило вводной темой для громоподобных ударов, обрушившихся на замковые ворота, что не замедлило встревожить привратника замка, решившего у разогретой кухонной печи перекинуться в «дуркер» с главным поваром и Шутом.

Привратник издал недовольный звук и нехотя поднялся:

— Гром и молния! Принесла ведь нелегкая…

— Какая такая «нелегкая»? — уточнил Шут.

— Нелегкая судьба, дуралей. Шут покачал головой.

— А ты что, постоянно взвешиваешь свою судьбу? — подозрительно сощурился он. — Или это какой-то зенский метод?

Привратник заковылял к своей сторожке, а повар, добавив в банк еще один фартинг, оторвал глаза от карт и бросил настороженный взгляд на Шута.

— Что это еще за зенский метод? — буркнул он. Позвякивая бубенцами, Шут проворно раздвигал свои карты.

— Метод, разработанный в одной из школ известной философской системы Самты, распространенный в Клатче, что по вращению, — тараторил Шут, не отрываясь от карт. — Приверженцы этой школы, проповедующие крайний аскетизм, связывают достижение внутренней цельности и самообладания с углубленной медитацией в сочетании с определенной техникой дыхания. Характерной особенностью зена является практика подсказок, облекаемых в форму бессмысленных с точки зрения формальной логики суждений, что способно существенно расширить, по мнению адептов школы, рамки обыденного восприятия.

— Чего расширить? — переспросил повар.

Свою порцию переживаний на сегодняшний день главный повар уже получил. Все началось с того, что, неся поднос с завтраком в Большую залу, повар никак не мог отделаться от чувства, что кто-то упорно пытается утащить из его рук тарелки. На одном этом можно было бы поставить жирную точку, но нет, этот новоявленный герцог отослал его обратно на кухню, повелев приготовить ему… Повар передернулся. Овсянку! И еще яйцо вкрутую со струйкой навыпуск! Повар был не в том возрасте, чтобы стряпать всякую ерунду — даже шутки ради. Он свято верил в идеалы старинной феодальной традиции, которая не допускала появления на столе ничего такого, что не проходило стадию поджаривания и в чью пасть нельзя было всунуть яблоко.

Шут, с минуту нервно мусоливший карту, наконец собрался с мыслями и ловко вышел из положения.

— Ей-ей, дяденька, — пискнул он, — ты сыплешь вопросами чаще, чем клатчский вернедуб своими желудями.

Повар задышал спокойнее.

— Ладно, чего ждешь… — пробурчал он, еще не до конца избавившись от подозрений. Но Шут, желая поскорее рассеять неприятный осадок от разговора, охотно отдал три следующих кона.

Меж тем привратник открыл задвижное окошко на воротах.

— Кого тут принесла нелегкая? Отвечай, разрази тебя гром! — грозно рявкнул он.

Перед калиткой стоял промокший до нитки солдат, в глазах которого застыл смертельный ужас.

— Почему ты сказал, что меня принесла нелегкая? — запинаясь, выдавил он.

— Если самый умный, так оставайся там, снаружи, и мокни себе, — невозмутимо ответствовал привратник.

— О нет! Послушай, я должен немедленно увидеться с герцогом! Тут по округе шастают ведьмы!

Привратник хотел было сострить и ответить что-нибудь вроде: «Отчего ж не пошастать, погодка-то самый смак!» или: «Я бы и сам пошастал, подменишь?» — но выражение лица солдата внезапно заставило его осечься. Человека с таким лицом вряд ли возможно посвятить в мир шутки. Ибо перед лицом этим только что предстал совсем другой мир, о существовании которого не пристало ведать душе смертного.

— Ведьмы? — удивился герцог Флем.

— Ах, ведьмы! — вскричала герцогиня.

Из продуваемого сквозняком коридора донеслось бормотание, бесцветное и невнятное, как сипение ветра, но согретое надеждой:

— Ведьмы…

Уж они-то точно могут видеть призраков.

— Это не нашего ума дело, поняли? — втолковывала матушка. — Вмешаемся, потом хлопот не оберемся.

— Зато все так романтично! — зашлась от восторга Маграт и громко выдохнула.

— Ухти-тухти, — сочла нужным заметить нянюшка Ягг.

— Какая теперь разница? — сказала Маграт. — Ты ж все равно прикончила этого хама!