До последнего солдата - Богдан Сушинский

Однако все это уже были мелкие эпизоды. Не выдержав натиска противника, красноармейские подразделения, еще вчера так храбро захватывавшие и расширявшие плацдармы на левом берегу реки, сегодня снова откатывались на исходные позиции. И делали это спешно, неорганизованно, оставляя на поле боя убитых, а иногда и раненых…

Только машина Божественного Капитана прорывалась все дальше и дальше. И все это время сам Божественный Капитан молча смотрел на дорогу впереди себя — невозмутимый и таинственный, хранимый то ли своей удивительной силой воли, то ли каким-то немыслимым солдатским счастьем-везением.

Постепенно те четверо пехотинцев во главе с лейтенантом, и трое бойцов-артиллеристов под командой худощавого, жилистого старшины Кобзача, что в отчаянии ухватились за борта случайной машины, чудом вырвавшей их буквально из-под автоматных очередей наседавших немцев, действительно начали верить, что доставшийся им в командиры «божественный капитан» то ли заворожен, то ли храним какой-то странной силой духа. Да к тому же обладает не только железными нервами, но и, должно быть, железным фронтовым опытом. И уже не роптали, не проклинали его, не пытались искать спасения вне его грузовика.

Впереди, за поворотом долины, в сером предутреннем тумане начали вырисовываться шпили каменистых уступов и скал, решительно оттесняющих реку на низинный склон правого берега. Еще до того, как водитель успел заметить их и что-либо сказать, Беркут понял: это и есть та коса, на которой держит оборону рота старшего лейтенанта Коруна.

И сам удивился: «Неужели сумели-таки прорваться к ней?» А еще подумал: «Господи, да есть ли там в живых хотя бы один боец?! Остатки этой роты уже наверняка "штурмуют" переправу. Если только вся она не погибла на косе».

— Вон там они… — заговорил наконец Ищук — так представился водитель-сержант Беркуту. С той минуты, когда они спустились на «пойменную», как он назвал ее, дорогу, водитель упрямо молчал, словно этим своим молчанием заговаривал собственную судьбу. А может, и молился про себя. Не часто, видать, приходилось ему совершать такие безумные рейды. — Точнее, были там, товарищ капитан.

— Божественно. Значит, мы вовремя. Но дорога… снова поднимается на равнину.

— То-то и оно! Самое страшное место. Развилка там. Одна колея сюда ведет, другая, почти неприметная сейчас, под снегом, — на косу, к хутору и каменоломням.

Он сбавил скорость и вопросительно посмотрел на Беркута. На гребне склона схватки вроде бы не было. Стрельба упорно перемещалась к переправе. Однако отчетливо слышно было, как по шоссе движется колонна машин, лязгают гусеницами легкие танки, очевидно, идущие по обочине; раздаются команды немецких пехотных командиров.

— Всем кроме ефрейтора Арзамасцева сойти! — негромко скомандовал капитан, уже стоя на подножке. — Лейтенант, захватить один «дегтярь». Запастись гранатами. Арзамасцев, с другим «дегтярем», прикрываешь с борта. Надо дать возможность водителю проскочить вон на ту каменистую косу. А ты жми! — бросил Ищуку, уже соскочив на землю. — Будем отходить, прикрывая.

Склон в этой части долины был как бы двухъярусным. Прежде чем подняться на первый ярус дорога совершала крутой изгиб, и Беркут оказался на нем чуть раньше, чем натужно ревущая, пробуксовывающая на подтаявшем склоне машина. К счастью, второй ярус дорога не захватывала, а ложбина, в которой колея уже почти не угадывалась, уводила круто вправо, протискиваясь между увенчанным двумя шпилями утесом и скалистым обрывом.

Поднявшись на гребень, капитан увидел, что колонна машин — немецкая колонна, это он определил без особого труда, — двигалась как бы из глубины предгорья, по направлению к косе. Однако метрах в трехстах от их «пойменной» развилки сворачивала и дальше шла параллельно берегу.

Куда-то туда, влево, в глубину перелесков уводила и отгораживавшая косу от долины невысокая, каменистая гряда. И там же, в конце ее, тоже то вспыхивала, то утихала перестрелка, на которую двигавшиеся к переправе немецкие части уже не обращали внимания.

«Очевидно, где-то там проходит основная дорога, связывающая трассу с каменоломнями. И это отстреливаются пехотинцы Коруна», — прикинул Беркут, мысленно представляя себе, как может выглядеть на карте силуэт гряды и венчающей ее косы.

— Эй, кто такие?! — мотоцикл остановился как раз у съезда к развилке. Но Андрей не сразу заметил его. Да и сейчас он пока еще едва-едва различал силуэты машин и людей. — Из какой части?

— Рота связи! — по-немецки ответил Беркут первое, что пришло ему в голову.

— Какая еще рота связи. Откуда она здесь взялась?

«Наряд полевой жандармерии, — понял Беркут. — Только полевые жандармы извещены о том, куда и какие части перебрасываются».

— Моя рота, — резко ответил Беркут, — обер-лейтенанта Гуттенберга! Остальное знают в штабе полка.

Он проследил, как машина Ищука ушла с серпантина нижнего яруса и медленно, слишком медленно, поползла ко внешнему щиту гряды. Вслед за ней суетливо отбегали и бойцы. Только лейтенант и один из его солдат, пригнувшись, остановились чуть позади Беркута, почти у гребня, чтобы, если понадобится, вместе вступить в бой.

«Молодец, лейтенант, — мысленно похвалил его Беркут. — Храбрее, чем можно было предположить. Хотя там, у переправы, явно запаниковал. Но, с кем не бывает?!»

— Так что делает здесь ваша рота связи, Гуттенберг? — все никак не мог успокоиться жандарм, сидевший в коляске.

— Что тут непонятного?! Приказано развернуть на этой гряде пункт связи, чтобы потом поддерживать ее с теми, кто закрепится на противоположном берегу.

— А что, русских за скалами нет?

— Они чуть дальше! Там, где идет перестрелка! — спокойно объяснил Беркут. — А если вдруг появятся, будем отмывать их в реке!

— Давно пора! — Старший мотоциклетного патруля крикнул еще что-то, но Андрей не стал испытывать дальше судьбу и, махнув рукой своему лейтенанту, тоже побежал вслед за машиной.

— Где немецкий изучали, товарищ капитан? — на ходу поинтересовался лейтенант.

— Как фамилия твоя, напомни?

— Лейтенант Глодов.

— Так вот, лейтенант Глодов, с сорок первого только тем и занимаюсь, что изучаю его. И главное, практика богатая, потому как все по тылам да по тылам врага.

— Вот оно что! Тогда многое проясняется, — многозначительно протянул Глодов. И Беркуту стало понятно, что проясняется для лейтенанта не только то, почему он свободно владеет немецким языком, но и почему так хладнокровно ведет себя в сложной фронтовой ситуации.

— А теперь останови своих людей и завали камнями этот проход. Но делайте это основательно. Потом усейте большими камнями часть дороги у завала.

— В любом случае, они запрут нас на косе, как в чулане, и выковыряют минами.

— И будут дураками, если не сделают этого. Будучи германским офицером, я поступил бы точно так же. Наука воевать — есть наука воевать.