Ядовитая связь - Ана К. Блэклейс

пальцем. Это приглашение, и он это видит в моем затуманенном взгляде.

И раз уж он уже решил, что я дерьмо, то, может, стоит пойти до конца.

Рука в трусиках, я трахаю себя двумя, а потом тремя пальцами, мои бедра раздвигаются шире по мере того, как внутри меня нарастает удовольствие. Кожаные подвязки впиваются в кожу, подчеркивая мою наготу. В коже на женском теле есть что-то такое, что пробуждает самые грязные и глубокие инстинкты у мужчин.

Джакс шипит проклятие, когда теряет контроль, и его взгляд наконец падает на мою руку, работающую в моей пизде. Жажда овладевает им, но его похоть — это не только желание увидеть все, что я делаю. Это еще и месть, написанная на нем большими буквами.

Черт. Он может терять битву, но я тоже ее не выигрываю. Я вот-вот кончу на своей же руке, вжимаясь голой задницей в холодные прутья за мной, трахая свою пизду и рот тремя пальцами. И он даже не просил меня делать это.

Но и не останавливает. Конечно, он хочет увидеть, насколько далеко я зайду, насколько низко я упаду.

Я на грани, мои бедра дрожат, а он смотрит на меня сверху вниз, как на самую грязную шлюху. Воздух между нами горячий, густой, доводящий до безумия, пробуждая дикое желание, чтобы этот монструозный член наконец пронзил меня.

Мужики вокруг ревут, подбадривая и требуя еще, даже несмотря на то, что из-за охранников мало кто может разглядеть, что именно происходит. Но интуиция у них работает отлично.

Джакс не двигается ни на дюйм. Единственное, что выдает его чувства, — это очертания бешеного стояка под его брюками.

Снейк тоже молчит, но я уверена, он наблюдает за всем шоу из своей галереи. Похоже, эта Королева ночи превзойдет все ожидания, и я, судя по всему, далеко не та вынужденная героиня, как думала о себе до этого.

Я замедляюсь, пытаясь отсрочить неизбежный оргазм, потому что ни за что на свете не позволю этим двум ублюдкам, Джаксу и Снейку, насладиться моментом, когда я потеряю контроль в этой клетке под их жестокими взглядами.

Но Джакс прекрасно знает, на какие кнопки нажимать. Он хватает меня за запястье и вытаскивает руку из моих трусиков, наполняя клетку запахом моего возбуждения. Красивые черты его лица становятся еще более напряженными, а его могучий член, твердый как сталь, упирается мне в бедро.

Я смотрю, завороженная, как он облизывает мои пальцы, жадно слизывая каждую каплю моего вкуса, но блеск страсти в его глазах длится недолго. Я сдавленно всхлипываю, когда он отстраняется, едва удерживаясь на ногах, чтобы не рухнуть на колени.

На смену желанию в его взгляде приходит особая жестокость. И что еще больнее — я хочу его с такой силой, что мой разум затуманен. Я бы позволила ему трахнуть меня прямо здесь, перед всеми этими людьми, и кончила бы, как бешеная, в процессе.

— Пожалуйста, — выдыхаю я, едва удерживаясь от того, чтобы вцепиться пальцами в его рубашку и притянуть ближе.

Его губы кривятся в усмешке. Ублюдок получил меня именно там, где и хотел, хотя я почти уверена, что он не планировал слизывать соки моего возбуждения с моих пальцев.

Для него я предательская шлюха, в этом нет сомнений.

— Я здесь не для того, чтобы доставить тебе удовольствие, — рычит он сквозь зубы. — Удовольствие, которое ты сама себе даришь, служит только для развлечения толпы. Так, как тебе это нравится, Ада-Роуз.

— О, но ты же сделал все, чтобы они особо ничего не видели, правда? — огрызаюсь я. Я знаю, что я здесь не права, но ползать у его ног точно не сыграет мне на руку. Мне нужно хоть какое-то сопротивление, хоть немного дерзости.

Он зацепляется пальцами за ремешок моего лифчика и резко притягивает меня ближе, так, что я оказываюсь вплотную прижата к его груди, и только его рубашка между нами.

— Мне неважно, что они будут смотреть, как ты служишь мне, — его другая рука ложится на мое плечо, и одного только ее веса хватает, чтобы дать понять, чего он хочет.

Я начинаю опускаться на колени, не отрывая взгляда от его глаз. Бедра трясутся, терлись бы о мою пизду, жаждущую хоть какого-то облегчения. Моя кожа начинает гореть, осознавая, что он собирается использовать меня прямо на глазах у всех.

Я думала, меня уже ничем нельзя будет удивить этой ночью, потому что я пришла сюда, ожидая чего угодно. Но то, что я окажусь настолько чертовски возбужденной, — этого я точно не ждала.

— Остановись, — раздается из громкоговорителей голос Снейка, искаженный, как будто он проглатывает слова.

— Три миллиона, — предлагает Джакс, перебивая его, прежде чем тот успевает договорить.

Тишина, наступившая после, громче любой музыки. Толпа застыла, глаза всех прикованы к нам в ожидании. От напряжения по всему телу пробивается холодный пот.

— Чтобы все все правильно поняли: Ада-Роуз не секс-работница, — Снейк произносит медленно, тщательно выговаривая каждое слово.

Часть меня не может поверить, что он встал на мою сторону, но другая быстро осознает, что он просто пытается выжать максимум из ситуации. Если Джакс готов заплатить миллионы, просто чтобы я мастурбировала в клетке, то сколько миллиардер вроде него отдаст, чтобы засадить свой член?

Джакс мучительно медленно поднимает микрофон к губам.

— Это твоя Королева ночи, — обращается он к Снейку. — Тебе решать. Мое предложение остается в силе.

Я сверлю его взглядом. Это просто дерьмово, и он прекрасно это знает.

Но только Снейк может прекратить этот цирк, и с таким жирным денежным мешком, как Джакс, маловероятно, что он это сделает.

Я могла бы сама сказать, что на этом все, но это аннулирует все, что я сделала до сих пор. Я все равно останусь рабыней Снейка, но при этом еще и потеряю Джакса.

Снейк делает паузу, но лишь для показухи. Когда он, наконец, говорит:

— Продолжайте,

я понимаю, что он решил продать меня с самого начала. И, черт возьми, я должна быть гнилой насквозь, потому что эта херня заводит меня до безумия.

Стоя на коленях, я трусь бедрами друг о друга. Хлопковая подкладка кожаных трусиков уже насквозь мокрая, а соски так затвердели и болят от трения о кружево, что оно буквально натирает мою кожу.

Джаксу даже не нужно говорить, чтобы я потянулась к нему. Его взгляд сверху вниз, эта кривая усмешка, обещающая полное и абсолютное унижение, делает свое дело.

Единственное оружие, что у меня осталось, — это извращенный способ удерживать его взгляд, как будто это удерживает хрупкое