Инстинкт Бабы-Яги - Дарья Донцова

Я почувствовал себя мышью, которую загнали в угол двежирные, нагло улыбающиеся кошки. Нора знакома с моей матерью полжизни и оченьхорошо понимает, что оказаться с Николеттой в одной квартире для меня смертиподобно. Матушка способна превратить совместное проживание в ад. Уж на чтоспокоен и незлобив был мой отец, а и то не выдерживал жену, в четверг вечеромобязательно уезжал на дачу, объявив:

— Книгу скоро сдавать, на свежем воздухе лучшеработается.

В воскресенье ему, правда, приходилось возвращаться,выслушивать крики, упреки и вручать разъяренной жене подарки. Мой отецстарательно откупался от Николетты. Материальных проблем у него не было, аколечко с бриллиантом мигом приводило супругу в хорошее расположение духа,правда, ненадолго, дня на два, но мой папенька радовался любой передышке.

Если Николетта узнает, что я лишился работы, а с ней вместеи немаленького заработка, она придет в ярость, и мне мало не покажется.

— Так как? — всепонимающе улыбнулась Нора. —Звать Ленку и велеть ей снять чемодан с антресолей? Или все-таки поедешь к этойВаре Арсеньевой?

Наверное, самое приятное в богатстве — это собственнаянезависимость. Но я, к сожалению, лишен счета в банке и вынужден частенькозаниматься такими делами, к которым абсолютно не расположен ни духовно, нифизически.

Ничего не сказав Норе, я вновь набрал номер и произнес:

— Варя, очень прошу, не бросайте трубку.

Договорившись с Арсеньевой о встрече через два часа, я пошелк выходу.

— Ваняша, — крикнула Нора, — погоди, я вчеракупила тебе подарочек, возьми-ка!

Я вернулся и получил из рук хозяйки библиографическуюредкость, прижизненное издание Брюсова в тяжелом кожаном переплете с золотойзастежкой.

— Нравится? — наклонила голову набок Нора.

— Спасибо, — улыбнулся я, — великолепнаякнига.

— Вот и хорошо, — расцвела Элеонора, — атеперь бери ноги в руки и топай поскорей.

Я отнес Брюсова к себе и пошел к машине. В отличие отНиколетты Элеонора тонко чувствует настроение другого человека. Брюсова онаявно приобрела в качестве презента к моему предстоящему дню рождения, носейчас, «сломав» секретаря, решила подсластить горькую пилюлю.

Варя Арсеньева жила в блочной пятиэтажке, причем на первомэтаже. Войдя в маленький, узкий и темный коридор, я стукнулся головой освисающий с потолка шар из пластмассы. С моим ростом нелегко находиться в такихквартирках. И дело даже не в том, что, вытянувшись почти до двух метров, яначинаю задевать макушкой электроприборы. В хрущевках мне очень душно иначинает бить кашель.

Варя выглядела не лучшим образом. Ростом и фигурой онапоходила на Алену: такая же невысокая, худенькая, но на этом сходствозаканчивалось. Шергина была красавицей, а Арсеньева напоминала мышь, которая понедоразумению попала в стиральную машину, прокрутилась пару циклов в барабане ивот теперь вылезла и сидит на полу, плохо понимая, что с ней стряслось.

На голове у Вари топорщились редкие блекло-серые прядки,постриженные короче некуда. Маленькое личико с мелкими чертами не задерживалона себе взгляда. Впрочем, может, если она, собираясь на выход, воспользуетсякосметикой, то станет выглядеть намного лучше, на моей памяти несколько раз припомощи туши, губной помады и румян совершалось превращение гадкого утенка влебедя. Но сейчас Варя стояла передо мной в натуральном виде, с красным носом исильно припухшими от слез веками.

— Входите, — прошептала она, — ничего, еслина кухне посидим?

— Очень люблю это место, — улыбнулся я.

Неожиданно Варя тоже улыбнулась и сказала банальность:

— Путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Я не стал спорить, хотя знаю другую, более короткую дорогу.

Усадив меня за маленький столик, такой крохотный, что яощутил себя Гулливером в стране лилипутов, Варя засуетилась, готовя чай. Кслову сказать, заварила она его хорошо, и я с наслаждением отхлебнултемно-коричневый напиток.

— Что случилось с Аленой? — начал я беседу.

Варя схватила посудное полотенце и прижала к глазам.

— Не знаю, — наконец ответила она.

— Но вы сказали, что…

— Мне позвонили утром, около одиннадцати. Ятолько-только приехала из командировки, вот чемодан еще не разобрала. — Япроследил глазами за ее рукой и увидел саквояж, на ручке которого болталасьбирка «Аэрофлот». — Из больницы, из городка Луковска, — продолжалахозяйка, комкая полотенце, — звонила дежурный врач, а может, медсестра, исообщила, что Алена умерла, а Илья в тяжелом состоянии.

— Луковск? — удивился я. — Где такойнаходится?

— В Московской области, — пояснила, шмыгнув носом,Варя, — в принципе не очень далеко, минут пятнадцать от МКАД.

— Но зачем ее туда понесло? — продолжал изумлятьсяя. — Вчера Алена, правда, не сказала, куда поедет.

Варя снова схватилась за посудное полотенце.

— Господи! Я неделю назад отправилась в командировку.Вчера мне вечером, поздно, позвонила Алена и заявила, что переезжает на дачу,сказав: «Не волнуйся, если по телефону не отвечу, сама знаешь, какая у насзона. Там, возле Луковска, мобильники отвратительно работают, не знаю, в чемдело». Ну почему меня не было? Господи, что же теперь делать?

И она снова залилась слезами.

— Вы не знаете никаких подробностей катастрофы?

— Нет, — пробормотала Варя, — вот собираласьсейчас ехать в Луковск. У Алены же нет никаких родственников, кроме однойпровинциалки, мне придется заниматься похоронами. Сейчас такси вызову. А вы,собственно говоря, кем Алене приходитесь? — неожиданно закончилаона. — Что-то мы не встречались раньше.

— Я на машине, давайте вас отвезу в Луковск, по дороге ипоговорим.

— Да, конечно, — закивала Варя и побежала вкомнату. Примерно через полчаса мы вырулили со двора. Госпожа Арсеньева побилавсе рекорды, собралась меньше чем за десять минут. Впрочем, она не сталакраситься, просто тщательно умыла заплаканное лицо и надела довольносимпатичный брючный костюм из темно-зеленого твида. Шубка, накинутая сверху,оказалась новой, Варя производила впечатление преуспевающей особы. Если бы онасменила прическу, отпустив вместо экстремального ежика волосы подлиннее, и воспользоваласькосметикой, то, очевидно, могла бы сойти за хорошенькую.