Первая академия. Том 1 - Amazerak

веке наш род после долгого периода безвестности достиг величия и процветания. Связано это было с Николаем Дубровским — нашим славным предком, который в пятидесятых основал в Ярославле металлургическую фабрику. Он был сильным магом огня, участвовал добровольцем в Русско-турецкой войне, получил офицерское звание, занимался меценатством, служил вначале в министерстве, а потом — губернатором Ярославской губернии. Личность, без преувеличения, выдающаяся.

А вот двадцатый век для Дубровских стал очень и очень плохим временем. На войне у главы рода погибли старший сын Тимофей и двоюродный брат Михаил — мой прапрадеда в прежней версии истории. У Михаила остались два сына и дочь. Росли они без матери, поскольку та умерла ещё в середине двадцатых. Старший, Валентин (на момент смерти отца ему было всего двадцать четыре года) унаследовал кофейни и два доходных дома, младший связался с какой-то бандой и погиб в драке в тридцать втором году. Дочь выдели замуж за некого Сергея Оболенского. С этим княжеским родом у нас были дружеские отношения, что, как и полагается, скреплялось браками. Однако в тридцать третьем Сергея тоже арестовали вместе с другими «заговорщиками».

Заговор этот до сих пор оставался загадкой даже для меня, несмотря на кучу перелопаченного материала. Знал я лишь одно: вся эта история была тесно связана с внутриполитической ситуацией начала тридцатых годов. А происходило тогда много занимательных событий.

В тридцать первом году скончался император Дмитрий I Шуйский якобы от сердечного приступа. На самом же деле он был просто-напросто убит, поскольку его правление не устраивало придворную аристократию. Следующим взошёл на престол его брат — Александр Шуйский. Он оказался человеком более «удобным»и сговорчивым, а потому правил (а точнее, присутствовал на троне) аж до тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Первое, что он сделал — подписал мирный договор на компромиссных условиях с Англо-германским союзом, за что впоследствии подвергался серьёзной критике. Однако в тридцать первом году экономика страны и настроения в высшем обществе были таковы, что война просто не могла дальше продолжаться.

Но не в этом заключалась его главная ошибка. При Александре V сильно возвысились и укрепились несколько родов, в том числе Шереметевы, Орловы, Долгоруковы, Бельские, чьи представители заняли все ответственные места в канцелярии и министерствах. В историографии их именовали «кругом власти». Так же в начале тридцатых был принят ряд законов, направленных на усиление родовой знати, что и породило так называемую «междоусобицу тридцатых». Крупные рода обрели невиданное доселе могущество, став фактически государствами в государстве, мелкие обнищали. Как вишенка на торте — дикий разгул преступности.

Многие аристократы были недовольны таким положением вещей, они считали, что стране нужен сильный лидер, а не Шереметевы, Орловы и прочие князьки, которые делили власть меж собой при безвольном императоре. Вероятно, заговор тридцать третьего года и был направлен на то, чтобы ликвидировать эту кодлу. Однако он потерпел неудачу. Были арестованы и казнены семнадцать представителей крупных родов, ещё десятки мелких дворян погибли в результате внесудебной расправы. Среди них оказались и мои предки.

После этих событий все Дубровские, коих не задел каток репрессий, перебрались за границу. В Москве остался только один человек — сестра моего деда, а теперь моя троюродная сестра Елизавета, которая к этому времени уже носила фамилию Оболенская.

Оболенские, хоть и враждовали с «кругом власти», но не торопились покидать Российскую Империю. Это был крупный род, обладавший достаточной силой, чтобы защитить себя. А потому Елизавета, не смотря на арест мужа, не поддалась общей панике и осталась в небольшой подмосковной усадьбе, принадлежащей её свёкру, где и прожила долгую и счастливую (а может быть, и не очень) жизнь.

Поехать к ней, пожалуй, выглядело самым разумным решением. Оболенские давно дружили с Дубровских, кроме того, сейчас мы с ними находились в одной лодке, а значит, я мог рассчитывать на помощь. Это были не какие-то провинциальные дворяне, которых можно безнаказанно истребить. Оболенские имели многочисленную стражу и даже влияние при дворе.

В усадьбе Приозёрной я мог какое-то время находиться в безопасности, а потом всё зависело от ситуации. Если на меня заведут дело, останется один путь — бежать из страны. Если нет… возможны разные варианты. Но мысль о том, что снова придётся уехать, мне претила. Я наконец-то оказался на Родине — там, где испокон веков жили мои предки, там, где находился отчий дом. И пусть сейчас в стране хозяйничают наши враги, я должен был хотя бы попытаться что-то сделать, чтобы изменить ситуацию и не позволить моему роду стать вечным изгнанником в чужой земле и кануть в лету, как это произошло в прежней вариации реальности.

А сейчас требовалось поторопиться. Возможно, меня уже ищут по всему городу. Нельзя было терять ни минуты.

Неподалёку находился магазин готового платья. Там я купил новые штаны, рубашку, модный клетчатый пиджак и плоскую кепку, а заодно небольшой саквояж, куда сложил стволы. Его я оставил в номере. Невежливо являться в гости вооружённым до зубов. Затем поймал такси — на этот раз нормальное, а не извозчика — и поехал к родственнице.

Глава 3

К счастью, таксист оказался опытным. Лучше меня знал, где находится Приозёрное. Это был небольшой посёлок близ городка Люблино. Недалеко от него за сосновым бором расположились несколько усадеб.

Следующие полтора часа я наблюдал виды старой Москвы, вспоминая фотографии, которые мне когда-то попадались на глаза. Теперь картинки ожили.

Мой внешний вид оставлял желать лучшего. С фингалом и в плоской кепке я походил скорее на какого-то уличного хулигана, а не на дворянина. А я ведь до сих пор являлся дворянином, хоть и не носил фамилию рода.

Дворяне, не обладающие магическими способностями, назывались нетабельными, поскольку не имели ранга по табели. В империи их было великое множество, однако в глазах «истинных» дворян они находились не отличались от обычных мещан. Чуть выше в негласной иерархии российской аристократии стояло «молодое» дворянство, то есть те, кто не имел древних корней. Это были в основном потомки простолюдинов, имеющих дар и получивших грамоту за государеву службу. Столбовые же дворяне, к которым относился и мой род, воспринимались наравне с титулованными особами. Древние корни уважались порой больше официального титула, так что князья и графы не считали зазорным породниться с каким-нибудь старинным родом.

Это была одна из причин, по которой мне следовало вернуть фамилию во что бы то ни стало. Второй причиной являлось то, что теперь я — единственный наследник старшей ветви Дубровских.

Пока ехал, гонял эфир по телу. Целительных техник я