Миг расплаты - Худайберды Диванкулиев (Дивангулыев)

и пошел дальше, к южной окраине села, не повернув даже головы в его сторону. Непес-ага удивился. Либо Хаджи-кор его не заметил, либо был чем-то сильно озабочен. Непес-ага ещё продолжал недоумевать, когда в конце улицы показался неясный силуэт. Вглядевшись, Непес-ага узнал пастуха. Спустя минуту он увидел корову, понуро бредущую за пастухом. Вспомнив, как озирался Хаджи-кор, Непес-ага все понял. Корова у того была непослушной и своевольной, убегала, топтала чужие огороды и приносила Хаджи-кору много неприятностей.

Поравнявшись с крыльцом, пастух произнес: «Ба-ба!» и взмахнул палкой. Он был глухонемым, и по-другому здороваться не умел.

— Здравствуй, здравствуй, сынок, — ласково сказал Непес-ага и, обратившись к корове, крикнул:

— Чтоб твой хозяин пропал! Беспокоишь хорошего человека! — Но тут же, опустив голову, пробормотал про себя: — Чего это я? Хаджи-кор не виноват, что у коровы такой характер.

Пастух тем временем приостановился, а корова вдруг сорвалась и побежала. Пастух развел руками.

— Ба-ба! — и побежал за ней.

— Понял, понял, сынок. Такая у тебя жизнь — бегать за коровами. Что тут поделаешь? Но сейчас она как надо сделала, спасла мою честь. Ты ведь мог подойди ко мне… И почувствовал бы, что я…

Непес-ага долго смотрел по сторонам, как бы поджидая еще кого-то, но аул словно вымер, и Непес-ага вдруг понял, что ему нужно сделать. Из его сердца рвались слова, не сказанные им на кладбище в священную минуту прощания с умершим. И он решил пойти на кладбище и произнести эти слова. Он понял, что сделать это надо немедленно, не откладывая ни на минуту, чтобы скорее освободилась душа от мучительной тяжести.

Он вышел на улицу. Где-то плакал ребенок, на краю села лаяла собака. Мирные вечерние звуки успокоили его, охладили возбуждение, наполнили сердце покоем. Даже сердитый крик женщины, донесшийся с соседней улицы, не нарушил состояния умиротворения, а лишь дополнил картину безмятежного сельского вечера.

Непес-ага медленно прошел Годжук, ступил за околицу, тишина окружила его, и только хриплое дыхание Непеса-ага да шорох шагов звучали в природе.

Далеко впереди серые сумерки сгустились в два черных пятна, и по очертаниям Непес-ага догадался, что это были пастух и корова Хаджи-кора. «Бедняга! — подумал он о пастухе. — Когда он теперь домой попадет? И отдохнуть-то до утра не успеет. А люди еще завидуют ему, вернее, его деньгам — по пять рублей за корову. Да мне хоть по двадцать дай, я не пойду в пастухи. Одна эта корова чего стоит!»

Погрузившись в свои мысли, Непес-ага и не заметил, как добрел до кладбища. Там было пустынно и тихо. Ни одна ветка не шевелилась в тальнике, окружавшем кладбище, и оттого кусты казались безжизненной декорацией. Впечатление театральности усиливало сухое туговое дерево, не сохранившее даже веток, оно словно в вечном почетном карауле стояло у входа.

Представшая картина, исполненная простоты и величия, вызвала в старике чувство торжественной печали. Он смотрел на большие серые камни, на спокойный беспорядок могил, и душа его поднималась высоко, и казалось — нет этой высоте предела.

Но тут раздался страшный треск, хруст, громкое мычание, гортанные, бессловесные выкрики. Непес-ага едва успел спрятаться за ствол мощного, в четыре обхвата, тутовника, как мимо пронесясь корова и за ней пастух со своей кривой палкой.

Прислонившись к дереву, Непес-ага отер рукавом лоб и чуть не вскрикнул: рукав, да и всю одежду облепили муравьи. Не заметив, он встал в муравейник, расположившийся у подножия мертвого дерева. Он стал стряхивать с себя муравьев, и вспомнилась ему древняя легенда о том, как однажды к богу пришли муравьи и пожаловались: мы такие маленькие, а люди такие огромные, они топчут нас, даже не замечая этого. Бог подумал и ответил: «А вы спите днем, а гуляйте ночью, когда люди спят».

— Но некоторые вот не спят, некоторые бродят по ночам. — сказал Непес-ага, обращаясь к муравьям. — Вы уж извините.

Он стряхнул с себя последнего муравья и направился к могиле Кервена. На туркменском кладбище могильные холмики расположены в беспорядке, но это на посторонний взгляд, туркмен же без труда находит нужную могилу.

Подойдя к свежему земляному возвышению, Непес-ага поздоровался и присел рядом.

Воздух заметно потемнел, стал почти фиолетовым, и в самой его глубине, где-то высоко над землей, ломкими стрелами поблескивали первые звезды.

За кустами тальника послышались легкие шаги, и показался пастух, он устало брел, опираясь на палку и ведя за собой корову.

Непес-ага только сейчас заметил, что пастух в сапогах, и сразу вспомнил, зачем сюда пришел. «А может, напрасно я это затеял? — засомневался Непес-ага. — Не поздно ли?»

— …Поздно, — вдруг услышал он тихий голос. — Ты поступил малодушно, Непес, — в минуту последнего прощания не смог сказать правду. А ты ведь знаешь, что открыть душу в эту минуту — священный долг каждого. Потому что мертвые все слышат, ты сам потом убедишься. Я сорок лет ждал, что ты вспомнишь про сапоги, я ждал этого, уже умерев. Но так и не дождался. А вот теперь ты пришел. Но теперь мои уши не слышат тебя. Поздно, Непес, слишком поздно…

Из густых зарослей кустарника с шумом взлетела ворона, и громкое хлопанье ее крыльев перебило мысли Непеса-ага. Он поднялся с земли и потерянно прошептал:

— Значит, поздно…

Вокруг безмолвно стояли могильные холмики. «А ведь это неведомые миры лежат, — подумал Непес-ага. — Каждый человек унес с собой целый мир. А здесь все равны — кто воду таскал, а кто кувшины разбивал. Здесь это все равно. А там, в жизни, совсем не все равно — кувшины бить или воду таскать. А может быть, и здесь не все равно? Вот умру я, и похоронят меня рядом с Кервеном, тут как раз место для одной могилы есть, и как я буду лежать с ним бок о бок, я, вечный его должник?»

— Ну должен же быть какой-то выход! — громко, в отчаянии сказал Непес-ага и вспомнил о младшем брате Кервена.

…Слава аллаху, он пока жив и здоров. И я ему все скажу. Да и жена Кервена еще в полном здравии, с ней тоже можно поговорить, — он приободрился, но тут же снова задумался. Медленно склонился к могиле, взял кусок сухой глины и растер ее пальцами. Глядя, как глина быстро превращается в пыль, он скорбно повторил:

— Значит, поздно…

Прогулка в холодной осенней ночи не прошла Непесу-ага даром: он простудился и утром не смог встать с постели. Он лежал и проклинал свою болезнь, лишившую его сил и возможности пойти к Аману.

Аман работал бригадиром на новых землях колхоза, за