Разрушитель божественных замыслов - Владимир Сухинин

Что такое ревность женщины, я знал не понаслышке, это страшнее ураганов, цунами и землетрясений вместе взятых. Как писал мудрый царь Соломон, имевший неосторожность стать многоженцем, — «горше всего женщина». Мне об этом говорила бабушка, и, вроде бы, этот несчастный имел больше ста жен. Раньше я ему в тайне завидовал, теперь понимаю, какие это проблемы. Одна жена это одна проблема, а сто жен это — сто проблем.

А уж пылающая ревностью женщина это… Ууу! А если их несколько, и все ревнивые, как Вирона? Тут вообще, не о чем говорить, только спасаться.

Я был еще очень молод (телом), несовершеннолетний и обременять себя обязательствами, как это случилось в прошлой моей жизни, не было ни какого желания. Все девушки, что теперь входили в мое окружение, были старше меня на два, а то и пять годков. Просто, я стал выглядеть за этот год, старше своего возраста, стала расти черная щетина, все чаще я хмурил брови и смотрел сурово. Да и испытания, что выпали мне, наложили свой отпечаток. Я чувствовал, нечто звериное проснувшееся во мне, оно заставляет насторожено смотреть на окружающий мир. Как-будто тигр, вышедший на охоту, увидевший добычу и соперника, затаившегося перед прыжком. Но в то же время, я чувствовал одиночество. При множестве людей и нелюдей, окружавших меня, я оставался один, плотно закрывшись в кокон тайны своего происхождения.

С кем я действительно мог быть полностью откровенным, так это с Шизой. Но и она часто не понимала логики моих поступков, пытаясь разобраться в загадочной русской душе и вычислить алгоритм моего поведения. А когда я разрывал шаблоны и поступал в ее понимании, как сумасшедший, она надолго замыкалась в себе. Как это было после спасения от жертвоприношения богине.

А я не мог ей объяснить, что логики-то и нет вовсе, а есть простое понимание, необходимая потребность, поступить так, а не иначе, позыв души, что надо так, и никак по-другому. Я поступаю не по расчету или полезности, а по зову широкой русской души, или большого сердца, если хотите. В этом и кроется вся отгадка русского характера. Он может наплевать и пройти мимо, а может отдать жизнь за незнакомого ему человека. И какая тут логика? Ее просто нет.

Мои мысли перескочили на хитроумного хана, который вытащил меня на поверхность, на всеобщее обозрение, вот полюбуйтесь, хуман сидит слева от меня. Этот клыкастый интриган перевел внимание всех и посольских, и эльфаров из леса, и орков противников на мою персону, сам остался в тени. Теперь он может плести свои сети тихо и незаметно, а я стал громоотводом. Вот и планируй тут. Кто бы мог предположить, что он, увидев мое сидение слева от него, так быстро просчитает ситуацию и воспользуется ей. Я вздохнул, так как мысли скакали, как зайцы с одного на другое, не желая остановиться.

Опять же Небесная невеста, пожелавшая пойти откупом. Ей-то что нужно от бледной пиявки в моем лице?

Мысли, сделав круг, вернулись к своему началу.

У меня была, конечно, идея свести их с сыном Правой руки, осталось только найти его, познакомиться и направить парня на путь истинный. Тебя спасли — женись. И не к месту вспомнил Люськину мать. «Испортил девку — женись», — сказала она мне.

Мои думки были прерваны шумом. У входа в шатер, кто-то здорово ругался, угрожал и пытался пробиться ко мне, но стража — молодцы, стояли, как скала. Об их твердость разбивались волны крика и угроз убить всех к Худжгарху. Не помогли даже намеки, пойти и пожаловаться отцу.

— Что там за отец такой, — хмыкнул я, — первый секретарь горкома что ли, — и полез из шатра посмотреть на дебошира.

Пред воинами, стоящими с невозмутимостью египетского сфинкса, прыгал и махал руками молодой орк, может быть не много постарше, чем я.

Увидев мою голову, с любопытством рассматривающего его, он, брызжа слюной, заорал: — Выходи на поединок, жалкий хуман!

— Я не жалкий, — ответил я, подумал и добавил, — просто я поближе к людя́м, чем остальные. Добился большего, чем другие, вот мне и завидуют. Ты не верь клеветникам.

Я говорил внешне рассудительно и вдумчиво, но на самом деле даже не думал, о чем говорю. Больше слов, больше тумана, меньше смысла. Слова сами перли из меня, вынося вместе с собой мусор раздражения и не удовлетворенности самим собой.

— Поэтому моя простота и любовь к простому народу, таким папенькиным сынкам, как ты, кажется, недосягаемой в своем величии и принимается обманчиво за слабость. Но обычно за оскорбление я даю в морду. Не убиваю. А с глубоким пониманием несовершенства природы разумных, даю возможность глупому стать умнее. Так сказать, преподаю жизненно важный урок, для достижения понимания истины. — Произнеся этот спич и налюбовавшись на выражение морды паренька, который пытаясь, уразуметь сказанное, свел глаза к переносице и так застыл столбом, спросил его: — Ты кто?

— Я Тржын Карам, сын Быр Карама, — проморгавшись и отойдя от впечатления от моего неожиданного красноречия, ответил орк и гордо с важностью подбоченился. Я смотрел на парня и находил в нем схожесть с отцом, но пока только внешне. Хотелось бы, чтобы он унаследовал от отца его ум. Иначе мой план не сработает и придется придумывать новый.

— Значит, ты всего лишь сын Правой руки Великого хана, — вылезая из шатра полностью, медленно и по-взрослому вдумчиво проговорил я.

Автоматически приходилось действовать на контрасте. Он подпрыгивал от нетерпения, весь был как взъерошенный кот, дергаясь, не находя себе покоя, при виде соперника. Только что спину не выгибал и не держал трубой хвост, а так сходство поразительное.

Я, наоборот, как умудренный жизнью старец-мудрец, отвечать не торопился и говорил медленно, как бы рассуждая, спокойно без эмоциональной окраски, даже несколько снисходительно.

— И ты пришел ругаться со мной, с Левой рукой хана? Я правильно тебя понял, Тржын сын Карама?

Мой взгляд мог пронзить его насквозь, столь выразительно он выражал мою степень понимания его глупости. Статуи у входа не выдержали и фыркнули.

— Молодцы! — сказал я и в качестве поощрения за хорошую службу дал каждому по золотой короне и фиалу с зельем. Указывая на флаконы, добавил, — даже если вам отрежут мужской символ вашей доблести, выпейте это зелье, и он снова отрастет. Воины мгновенно спрятали золото и флаконы. А Тржын, пришедший в себя от моей отповеди, не доверчиво скривился.

— Если не верите, — обратился я к оркам, — можно проверить вон на нем, — и показал пальцем на сына Правой руки. Тот в страхе отшатнулся и со слезами в голосе прокричал, ты прячешься за свое положение. Трус!

Вот это ему не надо было говорить. Назвать орка трусом, это вызвать того на смертельный поединок. С другой стороны, я не орк и мне можно действовать по-другому. Я молча осмотрел противника с ног до головы, почесал задумчиво щеку. Все ждали моего ответа. Охрана с не скрываемым интересом, Тржын с вызовом.

— Давай сделаем так, — абсолютно спокойно сказал я. — Если я набью тебе морду, то эти гвардейцы отрежут тебе твое достоинство, если ты мне набьешь морду, они отрежут его мне. Главное, чтоб избитый был без сознания, заодно проверим эликсир. Сработает он или нет. Также выясним, кто из нас трус. — Я-то был спокоен, а мой визави, побледнел и часто заморгал.