Стрекоза второго шанса - Дмитрий Емец

Сражение с эскалатором отняло у Рины драгоценные секунды. Она уже сбивалась с дыхания, когда ступеньки закончились, и, запоздало поняв это, она несколько метров пронеслась по этажу, смешно задирая колени. Обернулась. Долбушина на эскалаторе не было. Уверенная, что опередила его, Рина рванулась к лестнице, ведущей на первый этаж, и тут энергия льва иссякла. Произошло это так внезапно, что Рина не успела поставить Элю на ноги и, как черепаха, распласталась на полу.

– Отпусти меня, дуреха! – прохрипела Рина, с усилием выбираясь из-под нее.

Рина потянула Элю за рукав, пытаясь поднять ее, но та была тяжелая, как якорь. Упрямо сидела на полу и задумчиво переводила взгляд с правой ноги на левую, сравнивая их. Рина увидела, что на ней нет одного сапога.

– Тапосек… – выговорила Эля с трудом.

– Какой тапочек? Вставай! – закричала Рина.

– …ты потеляля мой тапосек! – строго договорила Эля.

На светлой плитке у эскалатора что-то темнело. Поняв, что без своего «тапоська» Эля с места не сдвинется, Рина бегом вернулась за сапогом. Схватила его, выпрямилась и…

…и именно в это мгновение ручка зонта, как крюк, сгребла Рину за шею и дернула назад. Боль была острой, сверлящей, страшной. Рина упала на колени, пытаясь вырвать из-за пояса шнеппер. Вырвала, повернулась к своему врагу и запоздало поняла, что шнеппер не взведен. Зонт клонил ее к земле, как телеграфный столб. Он был холодный и мертвый. Рина ничего не видела. Боль слепила ее. Она не различала даже ближайших витрин.

Неожиданно Долбушин выругался и отдернул зонт. Зрение медленно возвращалось к Рине. Вначале она стала различать цвета, потом формы. Опомнившись, направила в лоб главе форта разряженный шнеппер.

– Назад! Убью!

Долбушин послушно шагнул назад. Рина испытала восторг. Сам великий Долбушин испугался ее! Вот она, шныровская школа!

– Бросьте зонт! Зонт, я сказала! Живо!

Зонт упал с глухим стуком. Рина хотела схватить его и отбросить подальше от Долбушина, но тот быстро предупредил:

– Не смей! Он тебя убьет!

Рина послушалась, хотя и не поверила ему до конца. Долбушин смотрел на нее с непонятным, застывшим во взгляде мучением, которое сбивало Рину с толку. Она опустила было шнеппер, но сразу его вскинула, спохватившись, что это может оказаться ловушкой. В конце концов, он взрослый мужчина. Отвлечет внимание и выбьет у нее оружие. Интересно, он хоть заметил, что шнеппер не взведен?

– Я знаю, что у ведьмарей вы – шишка! Но для меня вы – никто! Нуль, шаманщик, двоюродный брат пустосты! Дернетесь – отправлю на зимовку! – крикнула Рина, ощущая, что голосу ее не достает уверенности.

Долбушин ошеломленно молчал. Рина напомнила себе, что молчание – знак согласия.

– Девушку я забираю с собой! Только суньтесь – шнеппер будет у меня под курткой!

«Двоюродный брат пустоты» равнодушно кивнул, но, когда Рина сделала осторожный шаг назад, он внезапно твердо сказал: «Нет». Рина заметалась, не зная, что ей делать.

– Как «нет»? Вы ее не отдаете?

Он пожал плечами.

– Не то чтобы не отдаю. Отбирать силой не буду.

– Тогда как?

Длинный подбородок Долбушина клюнул, как поплавок.

– Пусть выбирает сама. Для тебя я – никто. Может, я кто-нибудь для нее? – спросил он с неуловимым выражением.

– Это навряд ли. Зачем она вам?

Долбушин задумался.

– Когда-то у меня была дочь. Девочка «нет!» – сказал он, пристально глядя на нее. – Родители говорили: «Аня, лапочка, пошли гулять!» А девочка отвечала: «Не Аня не лапочка не пошли не гулять».

Рина фыркнула. Почерк знакомый. И чего он разоткровенничался?

– Ее звали Аня? Дурацкое имя! – сказала она с вызовом. Невозможно целиться в человека и не грубить. – И где ваша дочь сейчас?

– Неважно, – ответил Долбушин. – Зачем тебе Эля?

– Не ваше дело! Вы хоть знаете, кто эта девушка? – не удержалась Рина.

Долбушин ухмыльнулся. Так улыбаются люди у зубного врача, когда челюсти их в заморозке.

– И кто?

– У нее была фотография Мамаси! – выпалила Рина и спохватилась, что, увлекшись, сказала слишком много. Правда, она быстро успокоилась, напомнив себе, что имени «Мамася» в природе не существует. Пусть сколько угодно листает телефонную книгу или пробивает по милицейской базе.

На имя «Мамася» Долбушин не обратил никакого внимания.

– Значит, договорились? – спросил он.

Рина сделала еще один шаг назад и опустила шнеппер. Теперь он на нее не бросится. Они и так привлекали слишком много внимания.

– Договорились.

Она повернулась и быстро пошла к Эле. На половине пути вздрогнула и обернулась. А ну как Долбушин сейчас догонит ее и ручкой зонта ударит по затылку? Однако глава ведьмарского форта стоял все там же, не сдвинувшись ни на сантиметр. Даже зонта своего не поднял. И все так же непонятно смотрел на нее. Толпа вокруг них редела. Рина окончательно уверила себя, что глава форта ведьмарей ее боится.

– Не вставайте у меня на пути! – крикнула она.

– А ты взведи тетиву. Болтается, – сказал Долбушин.

Рина, на языке у которой вертелась еще пара красивых фраз, икнула и, втянув голову в плечи, подошла к Эле. Эля больше не сидела на полу. Она прыгала на одной ноге, не забывая откручивать лист у искусственного плюща. От усердия она даже высунула язык.

– Ну выбирай! Он или я! – мрачно сказала Рина.

Эля не стала выбирать. Она отвернулась и запрыгала к Долбушину.

– А ну стой!.. Куда ты? Он тебя тиранит! Таскает за локоть, как куклу! Унижает твое достоинство! – отчаянно крикнула ей вслед Рина.

Эля даже не обернулась.

Мне приходилось быть очевидцем, как на войне некоторые, боясь голодной смерти, брали с собой на спину мешки с сухарями, чтобы продлить свою жизнь, а не сражаться с врагом; и эти люди погибали со своими сухарями и не видели многих дней. А те, которые снимали гимнастерки и сражались с врагом, оставались живы».

О. Алипий[1]

«Маркиз дю Грац схватился за шпагу. Его давняя пассия донна Жуава де Бурбон, пудря нос, спешила укрыться за шторой. Черный человек ударил по шторам зонтом. Донна Жуава, бездыханная, повалилась через окно в розы. Алая подвязка на бледной ноге пылала, как бутон.

Черный человек с зонтом демонически расхохотался. Он бросился на маркиза дю Граца, но тот, ускользнув, набросил ему на зонт плащ. Удар плашмя по руке – и зонт упал на землю.