Урмель, который приплыл на льдине - Макс Крузе

Как известно, в городе Пумполоне имелся Музей природы. О его директоре Цвенгельмане мы с вами уже наслышаны. Еще там были Зоопарк и Университет, где работал один Зоолог. А самое главное — в Пумполоне жил Король, который был как бы уже и не король. Одно название. Надо сказать, довольно длинное: Его Величество Пумпонель Пятьдесят Пятый. Однако с недавних пор парламент правил страной без его участия. В Пумполонии победила демократия, а для монарха это, должно быть, самая глупая ситуация, какую только можно себе вообразить. Была корона — и нету! Тю-тю… Пумпонель даже придумал себе новое имя: Тютюнету Первый. Подобные грустные шутки называются черным юмором.

И что же делать правителю, которому не разрешают править страной? Скучать, конечно! Тютюнету от скуки даже вступил в Общество свергнутых королей. Но кроме ежемесячного журнала, пользы это не принесло. Еще и вступительный взнос пришлось заплатить.

Первое время он развлекался верховыми прогулками, потом стал давать балы — покуда министр финансов не объяснил Королю, что такие роскошества в его положении неуместны. Тогда Пумпонель подумал, а не тряхнуть ли ему стариной, не начать ли снова ходить на охоту… Вот уж додумался, право! Дворец и так был битком набит рогами оленей, бивнями слонов и головами медведей. Всех этих животных поубивал или сам Пумпонель, или его славные предки. Бывало, порадуются трофею, а после повесят на гвоздь — и забудут. И никому он и даром уже не нужен!

Эх, попадись ему небывалый, невиданный зверь! Но такого нынче не сыщешь. Столько свергнутых королей развелось вокруг, и все норовят в охотники!

И вот однажды, когда Тютюнету Первый угрюмо сидел за утренним завтраком, а маленький паж Сим намазывал Его Величеству бутерброды, в залу без стука вбежали три взбудораженных господина. От условностей придворного этикета Тютюнету Первый, допустим, отвык. Но врываться без стука — это уже чересчур! Сим до того опешил, что даже случайно отправил в рот королевскую булочку. Вообще-то, пажа звали Самсоном. Но Король называл его полным именем, только когда бывал не на шутку сердит.

Вбежавшие оказались Главой Зоопарка, Зоологом и доктором наук Цвенгельманом. Последний размахивал руками: в правой — листок бумаги, в левой — бутылка из-под малинового сока.

— Ваше Величество! — выпалил Цвенгельман.

— Ваше Величество! — вскричал Глава Зоопарка.

— Вашвельчччств… — пискнул Зоолог.

— Господа, что стряслось? — удивился Король. — Снова переворот?! Или меня зовут обратно на трон?..

— Ах, неужели бы мы беспокоили Ваше Величество по таким пустякам! — фыркнул в ответ Цвенгельман. — Нет, тут дело серьезное. Вы только подумайте! Выхожу сегодня с утра пораньше из дому, и что я вижу? На крыльце, рядом с молочным бидоном, стоит вот этот сосуд. Открываю — записка!

— В бидоне?!

— Да нет же, в сосуде!

— Ах вот оно что… — протянул Пумпонель. — А то я уж было подумал, что это наши коровы… Прогресс зашел так далеко!

— Ваше Величество, не извольте шутить! — встрепенулся Зоолог. — Дело и впрямь серьезное!

— Эту записку состряпал, конечно же, Тибатонг, — продолжал Цвенгельман. — Я всегда говорил, что он не в себе. Этот безумец пишет, что высидел Урмеля…

— Действительно, странно… — протянул Пумпонель.

— Да это бред сумасшедшего! — вскипел Цвенгельман. — После моих доказательств даже ребенку ясно: никаких урмелей не было и никогда не будет!

— Нда… — буркнул Король и отхлебнул чаю. Ученый спор его утомил. — А кто такой Урмель?

В ответ Цвенгельман принялся растолковывать Королю, что он думает об открытии профессора Тибатонга. Зоолог то и дело встревал и перебивал коллегу. Глава Зоопарка тоже шумел изрядно.

— Пока я своими глазами его не увижу — ни за что не поверю! — бушевал Цвенгельман. — А если там и впрямь завелась неопознанная зверушка, то она никакой не Урмель, и надо поскорее набить ее опилками. И отправить в Музей!

— Зачем опилками! Зачем в Музей! — кричал Глава Зоопарка. — Пусть лучше бегает по вольеру!

— Живой или мертвый, этот таинственный чудо-зверь должен быть наш! — заключил Зоолог.

Тютюнету Первый вскочил. Скуку его как рукой сняло.

— Грандиозно! — вскричал он. — Сим! Доставай пробковый шлем, заводи вертолет! Мы отправляемся на охоту! Я добуду этого зверя. Живым или мертвым. Благодарю вас, господа!

И Короля словно ветром сдуло. Господа обомлели. Им не понравилось, что Пумпонель даже не удосужился попрощаться. Да и кому же не хочется поохотиться с Королем?

Тем временем Урмель, ни о чем не подозревая, лежал в своей люльке на острове Хатихрю и агукал. А Хрюква качала гамак и ворчала:

— И когда же ты угомонишься-то! Такой детина вымахал — в люльку едва влезает!

Ничто пока не омрачало ясного неба над колыбелью. Хрюква была горда. Малютка рос не по дням, а по часам, и вместе с ним росло его любопытство. Ходить он начал довольно быстро. Правда, пока путешествовал только по берегу, переваливаясь неуклюжим утенком. Но глядишь, недалек тот день, когда он сумеет взобраться на Высполпу!

С первых часов жизни Урмеля пичкали микстурой для развития мыслительных способностей, которую профессор изобрел в свое время для Хрюквы. Добавлялась она в банановое пюре, кокосовое молоко и тертые орехи — словом, во все, чем младенец питался.

Мало-помалу зверь обретал законченный облик. Вид у него оказался престранный. Ходил он на задних лапах, толстых и крепеньких. Мог, в случае чего, опереться на собственный хвост, как это делают кенгуру. Хвост вырос на славу, длинный и мощный. А вот ручки вышли короткие, зато с острыми коготками. Шея была почти такая же длинная, как и хвост, а голова походила на туго надутый воздушный шарик. Когда крошка гневался или капризничал — а такое случалось, на то он и крошка! — то казалось: еще немного, и шарик лопнет.

Но обычно глазки его блестели весельем, и он смешно шевелил аккуратными круглыми ушками — потеха, да и только! К тому же он весь был покрыт зеленоватыми чешуйками. Да, и вот еще что. Из спины у него пробивались крылышки! Дни и ночи профессор гадал, будет ли Урмель летать. Этот вопрос мучил его еще в ту пору, когда Урмель существовал только в его уме. Летали ли древние урмели, или их крылья были сродни тем худосочным отросткам, какие мы наблюдаем сегодня у страусов и пингвинов? (У ископаемой птицы дронт тоже, кстати сказать, имелись похожие.)