Когда он вернется - Карен Рэнни

– Да.

Она опустила на колени рукоделие и улыбнулась. Это было что-то вроде приветствия, и оно очаровало его.

– Кто ваш отец? – неожиданно спросила она. Аласдер замялся. Все вопросы об Йене Макрее всегда вызывали у него подозрение.

– Моя мать – Летис Макрей, а бабушку звали Мойра, – сказал он, не отвечая на ее вопрос.

– Я знала вашего дядю.

– Вот как? – удивился он. Два его дяди умерли еще до его рождения, а третий – всего несколько месяцев назад. Именно этим событием был связан его визит в Лондон.

– Его имя Фергус, – сказала она просто.

Это был брат матери Аласдера. Ему хотелось расспросить женщину об этом человеке, воспоминание о котором явно ее опечалило, но он чувствовал у себя за спиной пристальный взгляд Драммонда и. не решился.

– Добро пожаловать, – сказала она тихо. – Могу я предложить вам эль или, может быть, вина?

– О чем ты болтаешь, женщина? – грубо вмешался Драммонд. – Он выпьет доброго шотландского виски.

– Разумеется, – быстро взглянув на мужа, сказала она и, схватив свое рукоделие, опустила голову.

Там где сейчас жил Аласдер, на людях часто появлялась одна женщина со ссадинами на руках и шее. «Меня лягнула корова», – объясняла она или утверждала еще что-либо столь же невероятное. Но всем в деревне было известно, что ее бьет муж. Аласдер предложил ему службу на «Чертополохе» – своем новом корабле, отправлявшемся к берегам Китая. Это гарантировало его отсутствие в течение нескольких месяцев.

Однажды эта женщина встретила Аласдера на площади и поцеловала его в щеку в знак благодарности. Страх исчез из ее глаз, а лицо просто сияло.

Ли Драммонд напомнила ему эту женщину, особенно когда она украдкой посмотрела на своего мужа.

Аласдер еще раз поклонился ей и подошел к Драммонду, сидевшему на одной из узких лавок, которые стояли вдоль длинных сторон стола.

– Значит, вы хотите купить землю? – спросил Драммонд, когда им принесли виски, и придвинул кубок к Аласдеру.

Неплохой напиток, подумал Аласдер, сделав глоток, но не так хорош, как тот, что делают на мысе Гилмур. Шотландцы не утратили своего умения, даже покинув родину.

– При одном условии, – ответил Аласдер, поставив кубок и глядя в глаза Драммонду.

– Вы не втом положении, чтобы выдвигать условия, Макрей.

– Пообещайте, что освободите мою землю от ваших овец.

– Вы поверите моему слову, Макрей? Никто из ваших никогда ему не верил. Вы – первый.

– То есть вы хотите сказать, что ваше слово ничего не стоит, Драммонд?

Лицо Драммонда потемнело, губы сжались, густые брови угрожающе сдвинулись, он напомнил Аласдеру давно умершего деда, а тот был мастер нагонять страх.

Прежде чем Драммонд успел ответить – а возможно, и оскорбить, – вмешалась Ли:

– Если наш гость достаточно богат, чтобы купить Гилмур, ему, видимо, пришло время подумать о женитьбе.

– Я не стану мешать свою кровь с кровью Макреев, женщина. И вообще тебе никто не разрешил говорить.

– Однако ты пока не нашел никого другого, кто имел бы возможность заплатить ту цену, которую ты требуешь в качестве выкупа за Изабел. – Руки Ли дрожали, но она, очевидно, решила высказаться до конца. – За несколько дополнительных монет наш гость мог бы получить и свою землю, и жену.

– Но мне не нужна жена, мадам, – мягко сказал Аласдер.

– Значит, вы женаты? – В ее голосе ему послышалось разочарование.

– Нет, но я пока не собираюсь жениться. – Он должен расширить верфь и построить еще несколько кораблей, прежде чем думать о женитьбе. – Так вы даете слово? – Аласдер снова повернулся к Магнусу. – Обещаете не использовать землю Гилмура как пастбище для своих овец?

– Родственные связи могли бы решить проблему. – Ли снова подала голос со своего места у камина.

Драммонд встретился взглядом с глазами жены и вдруг улыбнулся:

– На этот раз ты, возможно, и права, женщина. – Он повернулся к Аласдеру. – Я не продам вам Гилмур ни за какие деньги, – сказал он и хитро улыбнулся.

Чтобы скрыть досаду, Аласдер отпил виски. У него не было ни времени, ни желания играть в игры этого грубияна.

– Но я продам вам Гилмур вместе со своей дочерью.

Служанки вышли из комнаты Изабел, и она услышала, как дверь снаружи закрылась на засов. Они нашли и забрали лишь всякие пустяки. Свои инструменты и лучшие и любимые вещи из камня Изабел прятала в конюшне у Робби.

Мысль о том, что ее будут держать взаперти недели, а может, и месяцы, была невыносима. Но Изабел понимала, что молиться о том, чтобы избавиться от Фернли было глупо. Из этой комнаты ее поведут только под венец.

Комната Изабел была обставлена простой мебелью, сделанной столярами, работавшими в Фернли: шкаф, бюро, прикроватный столик и сама кровать, которая служила ей с самого детства. Исключением была лишь старая крепкая, потемневшая от времени скамейка у окна.

На этой скамье она обычно сидела и вышивала или размышляла о своей жизни. Иногда, когда отец уезжал из Фернли, Робби приносил ей инструменты и камень, и она что-нибудь из него вырезала, по возможности стараясь заглушить звуки резца.

На бюро стояли таз и кувшин с холодной водой. Даже зимой Изабел не приносили теплой воды для умывания. Отец был против того, чтобы ее «баловали», как он выражался. Единственным спасением от холода был камин в главном зале.

Изабел вымыла руки. Царапина на ладони была неглубокой и скоро заживет, но бок все еще болел.

Она расстегнула корсет и положила его на стул, потом сняла сорочку. Намочив в воде тряпку, она отжала ее и приложила к ноющему боку.

Неожиданно Изабел услышала какой-то шум за дверью и быстро накинула на себя одеяло. Потом села на скамью и, схватившись руками за его концы, пробормотала привычную молитву: «Пусть это будет не мой отец. Пожалуйста. Но если это все-таки он, укрепи меня, Господи».

Но это был не Магнус Драммонд, а только служанка.

– Вам приказано спуститься в зал, мисс, – глядя в пол, сказала девушка.

Изабел встала, завернувшись в одеяло.

– Меня опять будут показывать?

В течение двух последних лет ее, словно овцу на аукционе, демонстрировали всем мужчинам, приезжавшим в Фернли по делу. Восхваляли ее достоинства и назначали выкуп за невесту всем, кого это интересовало.

Большинство мужчин, которых Магнус считал достаточно богатыми, чтобы позволить себе взять в жены его дочь, были уже в возрасте. Как правило, они выглядели старше своих лет, а их богатство свидетельствовало об успешно идущих делах. Очень часто они говорили об умерших женах и о необходимости найти няньку для своих многочисленных отпрысков.