Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский

1-й Галицийской кампании, были направлены в Петроград восстанавливать порядок. Полк прибыл в Царское Село на рассвете 14 марта, в первых лучах солнца революции. Однако генералу пришлось отступить.

Мы спешно занялись организацией серьезной системы обороны на подобные случаи и взяли в свои руки войска Петроградского гарнизона. Только в нашем распоряжении пока не было ни офицеров, ни технического персонала. По-моему, Гучков[3] начал отдавать первые распоряжения только вечером 13 марта. Между тем собравшийся вечером 12 марта думский Временный комитет приступил к формированию Военного комитета, состоящего из штатских лиц с определенным опытом в военных делах, нескольких офицеров и солдат. Я тоже вошел в Комитет, который несколько позже возглавил кадровый полковник Энгельгардт, консервативный думский депутат. По некой странной иронии Комитет, которому предстояло бороться с полицией Протопопова, расположился в том самом помещении Таврического дворца, которое последний временно занимал в качестве вице-председателя Думы до назначения в 1916 году на пост министра внутренних дел.

Проблемы с наведением порядка в войсках сильно осложнялись фактическим отсутствием в первые дни революции офицеров, способных возглавить массу солдат, имевшихся в нашем распоряжении. Помню, с каким нетерпением мы ожидали прибытия в Думу армейских командиров, сильно надеясь, что в армии не возникло такого конфликта между солдатами и офицерами, как в Петроградском гарнизоне. Вечером 12 марта к Думе пришел 1-й резервный пехотный полк. Мы впервые увидели полную войсковую часть во главе с полковником и офицерами. В моем рассказе хорошо будут видны катастрофические последствия для всей нашей армии злосчастного раскола между солдатами и офицерами столичного гарнизона. Не рискуя ошибиться, я могу сейчас утверждать, что, если бы петроградские офицеры немедленно возглавили движение, подобно своим коллегам на фронте, русская революция избежала бы серьезных осложнений.

Военная секция, сформированная Исполнительным комитетом Совета, поспешила наладить контакт с гарнизоном. В течение двух первых революционных месяцев она небезуспешно оказывала на него влияние, пока Гучков занимал пост военного министра, а петроградскими войсками командовал генерал Корнилов.

Вечером 12 марта думский Временный комитет отправил депутата Бубликова с революционным отрядом занять центральную железнодорожную телеграфную станцию. Это сразу позволило Думе взять под контроль сеть железных дорог, и назначенный комиссаром путей сообщения Бубликов начал управлять движением поездов. Именно он разослал по всей России телеграммы с известием о революции. Железнодорожники с энтузиазмом ее приветствовали и проявили высочайшую дисциплинированность, обеспечивая регулярное отправление военных составов без нарушения общего графика.

Одним словом, к вечеру 12 марта мы так сильно продвинулись, что исключили возможность возврата к прошлому. Уже не стоял вопрос о компромиссе, о согласии со старым режимом. Но если Временный комитет вступил с последним в открытую борьбу, Дума в целом еще не до конца поняла ситуацию и медлила с официальным признанием решительного разрыва между народом и властью. Она все надеялась, что та в конце концов полностью прозреет и призовет к руководству людей, пользующихся в стране доверием. Надо было как можно скорее покончить с такой нерешительностью, невыносимо отягощавшей ситуацию.

Всю ночь мы просидели в кабинете председателя Думы, бурно обсуждая насущные вопросы, затихая при малейшем доносившемся снаружи шуме в жадном ожидании новостей. Недавнее создание Совета грозило нам огромными осложнениями: новая сила вполне могла объявить себя верховным органом власти в стране. Дольше всех колебался Родзянко, которого никак невозможно было убедить в необходимости немедленных действий. Наконец решили дать ему время на размышления и покинули кабинет. Пробило полночь. Через несколько минут он вошел в зал заседаний и объявил о своей готовности остаться на посту председателя думского Временного комитета при условии, что возьмет на себя функции власти до формирования нового временного правительства. В полночь 13 марта Россия уже могла сказать себе, что обладает, так сказать, зародышем нового общенационального правительства. Его в любом случае можно было назвать представительным, хотя оно вышло из Думы, избранной главным образом из представителей высших слоев населения, но, тем не менее, правительство опиралось на народное волеизъявление, насколько то выражалось при весьма несовершенном избирательном законе. Впрочем, это позволило Четвертой Думе заложить основы новой российской власти. Этот неопровержимый исторический факт подтверждает только идею представительной власти. Несомненно, было бы гораздо лучше для Думы и для всей страны, если бы новую государственную власть торжественно провозгласило официальное думское собрание. К сожалению, большинство депутатов не обладало достаточным революционным пылом (чего от них и нельзя было ожидать), чтобы немедленно присоединиться к восстанию, овладеть развитием событий и уверенно, твердо двигаться к конечной цели — созданию единой центральной власти в России.

После того как Родзянко в ночь с 12 на 13 марта окончательно согласился с проектом, мы поспешили составить обращение к народу с объявлением о создании нового временного правительства. Одновременно многие депутаты отправлялись в качестве думских комиссаров исполнять обязанности в министерства и прочие административные органы.

Совет впервые собрался в 13-м зале вечером 12 марта. Безусловно, солдатские и рабочие представители подобрались более или менее случайно, поскольку не было возможности за несколько часов организовать выборы по всем правилам. Совет избрал временный Исполнительный комитет под председательством Чхеидзе. Меня и Скобелева утвердили вице-председателями. Я счел свое избрание чистой случайностью, так как не присутствовал на заседании, даже не помню, заглядывал ли туда. По правде сказать, даже после избрания очень редко бывал на заседаниях Совета и Исполнительного комитета. С самых первых дней мои отношения с руководителями Совета были весьма натянутыми.

Меня это не огорчало, ибо я неустанно боролся с их теоретическим социализмом и доктринерством, осложнявшими нормальное развитие здоровых революционных сил. Понятно, я говорю об Исполнительном комитете первых недель революции, позже его состав и позиция существенно изменились к лучшему.

В дальнейшем я к этому еще вернусь. Ограничусь пока констатацией факта возникновения второго центра власти, который незамедлительно принялся вытеснять первый. Невозможно преувеличить пагубные результаты позиции, занятой Думой утром прошедшего дня. Отказавшись от официального участия в событиях, с которых началась революция, подчинившись указу о роспуске, превратив официальное думское заседание в частное собрание (как делалось каждый раз при отсрочке заседаний во время войны), Дума погубила все шансы на создание единственного и единого центра революционной власти.

Сформированный думский Временный комитет начал отдавать приказы и распоряжения Петроградскому гарнизону. Но по какому праву, можно спросить? Он имел не больше полномочий, чем Совет, который немедленно и поспешно взялся за то же самое. Лучше сказать, Временный комитет в данном случае делал не больше любой другой внезапно возникшей революционной организации.

Таким образом, в первый день революции образовалось два центра власти, каждый со своим избранным Исполнительным комитетом (впрочем, не могу сказать,