Сердце зверя - Татьяна Корсакова

– Вам следовало явиться многим раньше. – Женщина остановилась на предпоследней ступеньке и теперь смотрела на Августа сверху вниз. Во взгляде ее читалось холодное презрение. – Сразу, как только получили мое послание.

Послание? Не получал он никаких посланий. Или все-таки получал?

– Мне передали, что вы пьете беспробудно. – Тонкие губы скривились, и тонкие же, узловатые пальцы сжали связку ключей, висящую на поясе. – Это недостойно.

– Кого или чего, позвольте полюбопытствовать? – Август опустился в затянутое серой холстиной кресло, скрестил руки на груди. Кресло было слишком глубоким, слишком неудобным, и, чтобы чувствовать себя комфортнее, он вытянул ноги. На подошвы ботинок налипли комья грязи, тоже, наверное, очень недостойные.

– Оказанной вам чести. – Женщина не смотрела на Августа, она не сводила глаз с его ботинок, и лицо ее исказила поистине страдальческая гримаса. – Вы служите такому человеку… – А в скрипучем голосе прорезались новые, доселе неслыханные нотки. – И смеете относиться к своим обязанностям настолько пренебрежительно. Я буду вынуждена доложить Сергею Демидовичу.

Уже доложила, по глазам видно. И понятно, каким был ответ. Злотников не позволил его рассчитать. Для Злотникова он навроде диковинной зверушки, придворный художник с немалым талантом и немалой же придурью. Безобидный художник… Это хорошо, это вписывается в его планы, ради которых Берг даже согласен бросить пить. Все ж таки для того, что он намерен осуществить, голова нужна ясная.

– С кем имею честь? – спросил Август и щелкнул каблуками, стряхивая комья грязи на каменный пол.

– Что вы творите?!

– Я всего лишь поинтересовался, как вас зовут, сударыня.

– Меня зовут Эмма Витольдовна Вершинская, – в голосе женщины послышался странный акцент, не настоящий, а вымученный, этакий артистический. – Я управляющая в этом доме.

– Экономка, – уточнил Август, которого Эмма Витольдовна перестала забавлять и начала утомлять.

– Управляющая! – Связка с ключами многозначительно и раздраженно брякнула. – И в отсутствие хозяина в этом доме все подчиняются мне!

– Третья. – Август почесал подмышку.

– Что значит – третья? – Если Эмма Витольдовна и собиралась спуститься с лестницы, то передумала окончательно. Наверняка Август виделся ей этаким диким существом, неотесанным и, ко всему прочему, возможно, блохастым.

– Первого управляющего рассчитали, а второго, поговаривают, и вовсе убили. Вы, стало быть, третья. Не боитесь, пани Вершинская?

Не боится. Свято верит в своего драгоценного хозяина и в собственные силы. Сиротка тоже верил. Разуверился лишь, когда оказался в когтях албасты. От этих воспоминаний собственные раны Августа открылись, и на свежевыстиранной рубахе проступили кровавые следы.

– Мерзость. – Эмма Витольдовна поднесла к длинному носу белоснежный платочек. – У вас там… кровь.

– На этом острове можно увидеть всякое. – Август пожал плечами. – Вам следует привыкнуть к виду крови, если вы и дальше собираетесь служить Сергею Демидовичу. Вокруг него, знаете ли, подобные казусы происходят довольно часто.

Не поверила. И платочек от носа отняла, посмотрела пристально, холодным змеиным взглядом.

– Не забывайтесь, мастер Берг. Место фаворита, как правило, очень шатко.

– Жаждете его занять? Или, скорее, место не фаворита, а фаворитки?

Он попал. Не в бровь, а в глаз попал, пани Вершинская дернулась, словно от пощечины, и даже ладонь к щеке прижала. А щека осталась по-прежнему бледной, змеи ведь не умеют краснеть.

– Сергей Демидович прибудет через три дня. – В руки она себя взяла очень быстро и даже изобразила подобие улыбки. – Вам, как и остальным… – она сделала многозначительную паузу, – слугам, надлежит явиться в замок и присутствовать при встрече. Это приказ, и он не обсуждается!

Ну что ж, вот он и дождался, потерпеть осталось всего несколько дней. Заныло сердце, и кончики пальцев вдруг задрожали. От нетерпения. От чего же еще?

– Сергей Демидович прибудет один или с супругой? – спросил Август, вставая с кресла.

– С семьей, – ответила Эмма Витольдовна, но не сразу, а после недолгих раздумий, словно была не уверена в сказанном. – Я получила от него письмо с распоряжениями.

– Касательно меня?

– Касательно всего на этом острове. Очень… необычное место.

Наверное, она хотела сказать «отвратительное», но побоялась, что Август передаст Злотникову. Остров ей не нравился, как и дом-химера, спроектированный по приказу хозяина. Где она провела молодость? Где нашел ее Злотников? Чем она, такая некрасивая, такая сухая, привлекла его внимание? Злотников любил красивых женщин. Мари Кутасова не в счет. Мари для него не женщина, а объект сделки.

– Я родилась в Варшаве. – Она сказала это так, словно один только факт рождения делал ее на голову выше всех остальных. – В моих жилах течет дворянская кровь, род Вершинских – очень древний род.

И ко всему прочему обнищавший, коль уж вельможная панночка со всем ее шляхетским гонором пошла в услужение к какому-то богатому мужлану. Вот и платье на ней не просто скучное, но явно дешевое, по подолу так даже и латаное. Эмма Витольдовна поймала взгляд Августа и все-таки покраснела. Румянец ее был не смущенный, а злой. Август понял, такое унижение пани Вершинская ему не простит ни за что. Да и бог с ней.

– Варшава красивый город. Я бывал там в юности.

– Меня не интересует, где вы бывали, мастер Берг. Меня волнует лишь одно, на встречу с Сергеем Демидовичем вы должны явиться трезвым и опрятным, а не вот таким, как сейчас.

Румянец сменила привычная для пани Вершинской бледность, по всему видать, аристократическая.

– Я трезв. – Август потрогал дубовую шпалеру, и Эмма Витольдовна скривилась, словно прикоснулся он не к дереву, а к ней, и прикосновением этим очень сильно оскорбил. – А что касается опрятности, это уж как получится. Обещать ничего не могу. Всего доброго! – Он отвесил шутовской поклон и вышел из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. Дом не виноват, что в нем поселилась пани Вершинская. Дом не знает, что его ждет. Или знает и готовится к встрече?

Албасты сидела на его лежаке, а кошка игралась с кончиком ее косы. Идиллическая картинка, если разобраться.

– Не знал, что животные тебя не боятся. – Август устало опустился на стул, стянул рубаху, осмотрел открывшиеся на плече раны.

– Обычно боятся. – Кончик косы дернулся, отползая от кошки, и та, выпустив когти, накрыла его лапой. – Этот котенок необычный. – Албасты осторожно, словно опасаясь причинить вред, погладила кошку по голове. Та прижала уши, но ни убегать, ни отпускать добычу не спешила, смотрела на албасты, щурилась. – От него пахнет девочкой. Моей девочкой.

– Это подарок. Анечка подарила мне… это.

– Кошку.