На перепутье - Александра Йорк

— Давай примем кокаинчику, — пробормотал Перри. Он подложил ей руку под спину и помог сесть. — Не желаешь полоску? — обратился он к Леону.

— Нет. Ты же знаешь, он у меня не идет под ту грустную музыку, которую Блэр заставляет нас слушать. Под жесткие наркотики мне нужна жесткая музыка.

Блэр и Перри отправились к буфету и быстренько втянули по паре полосок кокаина. Затем они спустились вниз.

Леон лениво перевернулся на спину и сквозь переплетенные пальцы уставился на солнце. Чудесный день! Чудесная жизнь! Полным-полно денег, славы, секса и наркотиков. И все это у него есть. А то, чего нет, он может всегда получить. Леон ладонями прикрыл глаза от солнца. Пари со своими хозяевами оказалось замечательным предлогом для осуществления его собственных планов насчет Тары, появившихся в тот вечер на яхте. Его рукам не терпелось к ней прикоснуться.

* * *

— Разве он не великолепен? — Тара посмотрела в лицо бронзовой статуи в натуральную величину, а затем на Леона.

— Определенно хорош, — согласился Леон. — Они когда-нибудь думали, кто это — Посейдон или Зевс? У него в руке вполне мог быть как трезубец, так и молния. А ты как считаешь? — Он взглянул в ее серые глаза. Была в этой женщине почти детская чистота духа, она раскрывала свою душу без опасений и хитростей. Ее возраст, казалось бы, подразумевал наличие опыта — ей было уже за тридцать. Что же, Перри назвал ее интеллектуальной девственницей, значит, Леон пытается совратить ее разум. Но как же много на это уходит времени… А тело его томилось в нетерпении. Ее глаза блестят, в них светится интерес, но… «Не сегодня», — решил он.

— Мне безразлично, кто он такой, я просто люблю на него смотреть, — улыбнулась ему Тара. Теперь, кто знает, может быть, ей удастся разговорить его насчет его собственных скульптур. Раньше ей это не удавалось.

— Перри сказал, ты делаешь большие героические скульптуры. Вроде этой?

— Больше, — уклончиво сказал Леон.

Они вышли из Национального археологического музея в вечернюю жару. Таре не пришло в голову задуматься, с чего это Готарды решили последовать за ними в Афины. С ними был Леон, и только это имело значение. Тара понимала: необходимо узнать об этом человеке поподробнее. Но, с другой стороны, ей казалось, будто она знала его полностью, целиком с первой минуты их встречи. В нем сошлось все, чего только можно желать. Умный и уверенный, но… чувствительный. И да… очень красивый. Ее атлет во плоти. Неужели это правда?

— Хватит искусства. Как насчет ночного клуба? — предложил Леон. — Это мой первый визит в Афины, и ты могла бы научить меня танцевать так, как танцуют греки, а не как туристы. Кроме того, — он подвинулся к ней ближе на сиденье такси, — мне нравится смотреть, как ты танцуешь.

В маленьком клубе на окраине музыка играла почти так же громко, как его любимый хард-рок, но ее мелодичность, лиризм и сложный ритм подстегивали нервы, будили в нем глубокие эмоции. Певица изливала свои чувства в микрофон, а пианист и музыкант, играющий на бузуке, время от времени ей подпевали. Это действовало на него как-то по-новому — странно и сексуально. Леон и Тара сидели за длинным столом вместе с другими парами, пили вино и закусывали фруктами из расставленных по столу посудин.

— А зачем им гардении? — спросил Леон. Мужчины-греки покупали бумажные тарелки, наполненные цветами гардении, и весь зал пропах ее ароматом.

— Ты сам увидишь, если купишь.

Он жестом подозвал официантку и заказал цветы.

— Какой фразой она заканчивает каждый куплет? Сага… а дальше?

Песня закончилась, и под громкие аплодисменты мужчины вскочили с мест, ринулись к сцене и принялись осыпать цветами гардении музыкантов и певицу.

Леон тоже встал, но к сцене не пошел, а повернулся к Таре и осыпал ее цветами.

— Sag a Pore, — сказала она, пока гардении сыпались на нее ароматным весенним дождем. — Это значит: «Я тебя люблю».

Тара опустилась на пол у подножия наполовину очищенной мраморной статуи мужчины. Прислонилась к мрамору и закрыла глаза.

— Римские ублюдки, — сказала она. — Что они сделали с этой бронзовой фигурой пятого века, почему она лежит среди всего этого хлама?

— Что ты такое говоришь, Тара? — возбужденно возразил ей Димитриос. — Разве ты не понимаешь, что это означает для экспедиции в целом? Теперь мы можем с уверенностью датировать каждую нашу находку. Мы можем так много узнать! Пиратский корабль — уже достаточно важное открытие, но именно эта дата и римский корабль — это просто потрясающе. Мимо этой находки не пройдет ни одно археологическое сообщество.

— Я знаю. Я рада. Наверное, я просто устала.

Время близилось к полночи. Все их коллеги покинули музей много часов назад, но Тара и Димитриос продолжали работать, пока, всего несколько минут назад, не поздравили друг друга с удачей.

Перед их возвращением в Афины один из ныряльщиков нашел странную металлическую лампу, которая поставила в тупик всю команду. Даже после того как музейные химики сняли многовековые наслоения, загадка оставалась неразгаданной.

И только сегодня Тара заметала, что лампа напоминает кучку небрежно ссыпанных монет. И тогда тайна перестала быть тайной. Весь коллектив остался, чтобы разобрать эту кучу, спаянную вместе химическим воздействием моря, на десять отдельных кусков. Это и оказались монеты, но откуда и какого периода еще предстояло установить.

Тара и Димитриос, оставшись после работы, пытались определить их происхождение, понимая: как только они установят страну и время их выпуска, станет точно известно, чей древний груз они так успешно подняли со дна Эгейского моря.

Они понимали, насколько важна их находка. Монеты оказались римскими. Они даже дату установили — 88 год до нашей эры. В этот исторический период Рим распространил свою власть на весь Древний мир, греки время от времени поднимали восстания против завоевателей, и римляне, наказывая восставших, посылали корабли в беспокойные районы для грабежа. И 88 год был как раз тем годом, когда Афины присоединились к другим бунтующим городам. По-видимому, этот римский корабль, подобно одному из кораблей знаменитого генерала Суллы, два года спустя, выйдя из Греции, сбился с пути, потерпел катастрофу и не смог вернуться домой с трофеями.

— Почему у тебя такой усталый вид? Ты регулярно с ним встречаешься? — Голос Димитриоса был резким, таким Тара его никогда не слышала.

Она удивленно выпрямилась:

— Откуда ты знаешь?

Димитриос собрал монеты в аккуратный столбик.

— Это же видно невооруженным глазом, дорогая. Женщины, которые думают, что они влюблены, не умеют это скрывать. — Он пальцем толкнул монеты, снова рассыпав их.

— Димитриос! — Его сарказм больно ранил ее. Она встала и начала собирать разбросанные по столу книги. — Как это на тебя не похоже — позволять себе замечания по поводу моей личной жизни.