Сжигая мечты - Ольга Мицкевич

колонки, качающий бензин из подземного резервуара. Сквозь большое прямоугольное окно я наблюдаю, как Глеб платит за кофе, бензин, пакет зефира, жидкость для розжига и спички. Молодой кассир что-то говорит ему с улыбкой, ловко складывая товары в пакет. Помещение маленького магазинчика залито белым, нестерпимо-ярким светом, отчего тьма кругом кажется еще гуще.

Заметив меня, кассир удивленно вздергивает брови. Потом переводит взгляд на Глеба и обратно на меня. Я отворачиваюсь, но его любопытство продолжает жечь даже сквозь оконное стекло и дистанцию в несколько метров. Теплый ночной ветер треплет волосы и путается в белом атласе. За дорожным полотном, за могучими стволами сосен – совсем рядом – шумят волны, накатываясь на белый песок. Пахнет лесом и солью.

Отворяется дверь и на миг в тишину ночи выплескиваются звуки музыки и гул работающего кондиционера.

– Готова? – спрашивает Глеб, закидывая на заднее сиденье пакет с покупками. – Поехали, уже через пару часов рассвет.

Мы проносимся мимо спящих одноэтажных домиков на ровных, зеленых газонах, мимо школы и мимо церкви, красным шпилем взмывающей к темному небу. В этот час дорога пустынна. У меня нет четкого плана, я просто еду. Несусь на встречу неизвестности и морю, терпкому ночному ветру. Ощущение неопределенности окрыляет.

7.

На мысе Колка ветрено. Всегда.

С того места где я стою, видно, как пляж расходится в обе стороны бледной полосой, пока не растворяется, сливаясь с темнотой. Ветер бьет в спину, раздувая легкую ткань огромным, мерцающим облаком. Шумят волны. На стыке Рижского залива и Балтийского моря, рассекая воду, вдаль стрелой уходит узкая лента песка. Свету близлежащих городов сюда не добраться, поэтому звезды на темном полотне неба невероятно яркие.

– Ты сейчас на приведение похожа, – тихо шепчет Глеб.

Я не отвечаю. Я и сама ощущаю себя призраком, клочком тумана осенним утром, крошечной песчинкой в множестве ей подобных. Стоя лицом к воде, я закрываю глаза и в который раз провожу ладонями по прохладной ткани, запутываюсь пальцами в легком облаке юбок. Я все еще не до конца понимаю зачем вообще надела это мое чужое платье, но мне нравится, как оно ощущаться на теле.

– Итак, – вновь подает голос Глеб, – каков план?

– Разведи костер, – оборачиваюсь я. Волосы отбрасывает назад, и они лентами вьются на ветру. – И побольше.

– Ты уверенна?

Я смотрю на него, не зная как объяснить. Такое прекрасное, это платье хранит всю горечь моих несбывшихся надежд. Мне не отпустить прошлое, пока я не избавлюсь от его груза. Пока не сожгу последний мост, буквально.

– Ты знал, что почти девять столетий назад вдоль побережья Курземе6 высаживались викинги? В свое время даже использовали Рою7 как порт.

Глеб молчит, засунув руки глубоко в карманы джинсов, но я и не жду ответа.

– У викингов был обычай сжигать умерших на костре вместе со всем имуществом. Они верили, что огонь очищает, что он живой. – Я зарываюсь пальцами в мягкую ткань юбок и приподнимаю так, что становятся видны босые ноги почти до колен. – Это платье – оно мертвое. При всей своей удивительной красоте, оно будто якорь с тяжелой цепью, приковавший меня к обидам прошлого. Мне необходимо от него избавится. Помоги мне, пожалуйста.

Глеб медлит, но я уверенна – он не откажет. Слишком далеко мы уже зашли. В лесу за его спиной ухает птица и, сорвавшись с ветки, уносится прочь. Вздрогнув от неожиданности, мы оба вскидываем головы, следим за ее полетом.

– Линде будет нечего надеть, а узнает она об этом только утром, – мягко произносит Глеб, предлагая мне последний шанс отступить. – Она будет в ярости.

– Она это заслужила, – тихо отзываюсь я. Мне это не свойственно, но порой необходимо быть мелочной. Не прощать. – Мы обе.

Коротко кивнув, Глеб разворачивается и уходит собирать сухие ветки для костра. Я бреду вдоль кромки воды, оставляя отпечатки ступней на сыром песке. Высоко в небе серебрится полумесяц, почти не отражаясь в неспокойных морских водах. Впервые за сутки мне дышится легко и свободно, и, глядя сейчас на море, я думаю о том, что давно пришла пора смириться. Принять как данность, что, по непонятным мне причинам, Линда для мамы всегда будет важней и ближе. Семью не выбирают, да и люди не меняются. А жизнь – она огромная, как море у моих ног. Порой оно гладкое, как зеркало, и на его поверхности плещутся солнечные блики, а порой оно гудит и воет, швыряя на берег темные, бурлящие воды, ломает и смывает деревья, а то и целые города. Для меня море прекрасно в любых проявлениях; и ласковое, и безжалостное, и равнодушное.

Такова его природа.

Мысленно оглядываясь назад, я понимаю, что моей самой главной ошибкой в отношениях с сестрой было то, что я ожидала взаимности, некоего понимания. Линда же ко мне равнодушна, как равнодушно море ко всем людским бедам. И, на самом деле, это не важно – в моей душе есть и всегда будет место для родителей и сестры.

Такова моя природа.

А Стас… Где-то в самом начале мы оступились. Ошиблись, выстраивая отношения, а не все ошибки можно исправить. Не все нужно. Некоторые – это уроки: их стоит выучить, запомнить и двигаться дальше.

Когда Глеб зовет и я оборачиваюсь, то едва могу различить его силуэт за бледными скелетами выброшенных на берег деревьев. Я иду к нему, загребая ногами холодный песок. Пока я бродила вдоль берега, он успел набрать веток и сложить костер в кольце камней. В воздухе чувствуется едкий запах жидкости для розжига.

– Чтоб наверняка, – дергает плечом он. Потом достает из заднего кармана коробок спичек и смотрит на меня. – Готова?

– Можно я? – я протягиваю руку ладонью вверх, и Глеб кладет на нее коробок. Прикосновения его пальцев вновь ощущается чересчур остро, и я поспешно отдергиваю руку. – Спасибо.

Присев на корточки и чиркнув спичкой, я наблюдаю, как на кончике с шипением вспыхивает пламя. Потом подношу спичку к бумаге в центре сложенного костра и наблюдаю, как огонь медленно пожирает сперва мятые комки газеты, потом перекидывается на сухое дерево, и вот уже ночь озаряется оранжево-желтыми бликами. Трещит и щелкает валежник. Делается жарко и мы оба отступаем. Глеб садится на гладкий, выбеленный солью ствол дерева и смотрит на меня сквозь пламя и искры.

– Ну, – вкрадчиво произносит он, – тебе помочь раздеться?

8.

Ткани оказалось слишком много, потому платье горело медленно. Глеб и я сидели друг напротив друга и наблюдали,