Плозия - Александр Геннадьевич Рындин

я даже не знаю, кто ты.

– Плод твоего больного воображения? – спрашивает она, почти ехидно улыбаясь.

– В данном конкретном случае боюсь, что иначе просто не может быть. – отвечаю я, и она негромко и очень тепло смеется.

Передо мной снова леди-доктор. На ее лице улыбка. А общая атмосфера в комнате как-то невзначай и внезапно поменялась: наверное, дело в освещении – жалюзи более не закрыты, а лампа на столе выключена. Когда все эти метаморфозы успели произойти, я не заметил. Складывается впечатление, что я находился в каком-то трансе, поэтому я спрашиваю:

– Вы что, ввели меня в какое-то подобие транса?

– Можно сказать и так, – мягко произносит доктор, – ну как, расскажете мне, кто она такая?

– О ком вы? – спрашиваю я и не вру: будучи сбитым с толку, я не вполне улавливаю смысл вопроса.

– Сами знаете, та девушка, с которой вы разговаривали только что, это точно была не я, но было видно, что вы крайне взволнованы и возбуждены, мужчина вряд ли бы вызвал в вас такую реакцию. Или, может, я ошибаюсь?

– Вы знаете больше, чем я, о причинах, по которым я здесь? – неожиданно для себя самого спрашиваю я.

Она лишь улыбается, я думаю, что она ничего не ответит, но она говорит:

– Я предпочитаю не читать историю болезни, так интереснее, и это позволяет быть более, ну не знаю, объективной, что ли. – говорит она и снова мягко улыбается, что уже начинает меня раздражать.

– Откуда мне знать, что вы не лжете? Почему я должен вам верить?

– Вы не должны.

Глава 5.

Сеансы с дамой-психиатром теперь регулярны, так она мне говорит перед тем, как я выхожу из ее кабинета. Я иду по коридору, не разбирая дороги: настолько странно и опустошенно себя чувствую.

В какой-то момент я оказываюсь в общей комнате, совершенно не понимая, как тут очутился. Однако я не успеваю задуматься над этим, потому что здесь настоящее столпотворение. Возле колонны в центре на табуретке, возвышаясь над толпой заинтересованных психов, стоит Вергилий. Своим чарующим голосом он декламирует речь:

– А вдруг те жизни, которые мы переживаем и те истории, которые помним, не продукты нашего воображения, а реальные факты, просто в иной версии происходящего? Ведь реальностей может быть бесконечное множество, соответственно, мы имеем множество воплощений в каждой из них, и иногда восприятие одного воплощения переливается к другому. И вдруг мы просто путаемся в том, в какой реальности находимся? Так что, если кто-нибудь когда-нибудь назовет вас сумасшедшим, не верьте им, ведь они всего лишь продукт иной реальности, иного мировоззрения. У нас нет имен, нет национальностей, четких политических и религиозных взглядов, нет расовой принадлежности, нас не существует, и мы живее всех живых!

Поскольку я только пришел, моментально оказываюсь в поле его зрения:

– Ааа! Вот и наш мессия, наш пророк, наш духовный наставник! – он спрыгивает с табуретки, проталкивается через толпу своих «последователей» и подходит ко мне с выражением неподдельного воодушевления на лице.

– Что тебе нужно? – механически говорю я. От этого голова-горшок несколько оторопевает, но быстро приходит в себя и говорит:

– Откуда столько агрессии, милейший? Всего лишь хочу пожать вам вашу драгоценную руку! – с этими словами Вергилий аккуратно хватает меня за правую кисть и очень трепетно, но в то же время активно ее трясет. Подобно тряпичной кукле, я не сопротивляюсь, просто пуская все на самотек, как если бы от меня ничего не зависело, и почему-то все больше утверждаюсь в мысли, что так оно и есть.

После ритуала долгого рукопожатия голова-горшок разворачивается лицом к толпе пациентов, которую он же тут и собрал, кладет мне правую руку на плечо, левую как бы обращает к народу и произносит:

– Дамы и господа, хочу представить вам человека, которому удалось покорить пространство и время! – некоторые из «зевак» явно не совсем понимают, что происходит, другие радостно и бессмысленно улыбаются, а парочка после его слов пребывает в настоящий истерии, напоминая тинейджеров-поклонниц при виде кумира-рок-звезды. И вновь ассоциация, появившаяся в голове, приводит меня в смятение: четкое ощущение того, что действительность, в которой я сейчас, не подразумевает возможности наличия подобных воспоминаний и ассоциаций. Когда же я сюда попал? Кем я до этого был? Почему я абсолютно ничего не помню?

В это время, пока в свойственной ей специфической манере беснуется толпа сумасшедших в общей комнате, Вергилий поворачивается ко мне и говорит:

– Что это с тобой? Опять хочешь в обморок грохнуться? – его голос как будто слегка приглушен, как будто продирается сквозь помехи на радиоволнах. Я хочу посмотреть ему в глаза и осознаю, что не могу сфокусировать ни на чем взгляд, словно на глазных яблоках образовалась какая-то пленка, которую нельзя стряхнуть.

Земля уходит из-под ног, ощущение нереальности захлестывает с головой. Когда успело случиться так, что я попросту перестал что-либо понимать? Это «когда» только еще больше сбивает с толку. Наконец, окружающие шумы, муть в глазах и полная неразбериха в голове делают свое дело: я падаю на колени, в отчаянии хватаясь за голову, пока Вергилий, склонившись надо мной, очевидно, обеспокоенный, пытается привести меня в чувство своим потерявшим былую силу голосом. Ведь он не знает, что я не слышу его. Он не знает, что я почти и не вижу его.

Вскоре в грандиозную какофонию приглушенных звуков врывается новая группа шумов, назойливая и рассерженная. Перед глазами уже одни размазанные пятна, различающиеся между собой только оттенками цветов. Если толпа сумасшедших под руководством головы-горшка приобретает в моем восприятии бежевый оттенок, то новые линии-пятна-мазки обладают раздражающим белым цветом, который, однако, не освещает ту темную пучину, в которую я потихоньку проваливаюсь, по ощущениям будучи лицом на холодном грязном полу.

Звуки полностью отсечены, я погружаюсь в абсолютную тишину и покой, при этом сознаю все со мной происходящее. Я сознаю и то, что мое зрение отключилось, а также рисую вполне логичную картину в своем воображении, кое-как объясняющую все случившееся, по крайней мере, за последнее время. Очевидно, я был введен в состояние какого-то гипноза своим «лечащим врачом», которая также могла подвергнуть меня воздействию каких-то психотропных веществ. Все это в купе с моим непростым состоянием привело ко всем случившимся со мной «перипетиям». Чуть позже я, по-видимому, стал свидетелем того, как Вергилий или «голова-горшок» поднял путч среди психов, чем вызвал беспокойство персонала клиники, явившегося мне