След молнии - Ребекка Роанхорс

Я кладу дробовик обратно на полочку в кабине грузовика, убеждаюсь, что голова монстра по-прежнему валяется в кузове, затем сажусь за руль и еду на юг. Дорога к дому Таха в Тсэ-Бонито занимает не меньше часа. Я включаю радио, чтобы не скучать. После Большой Воды в Динете остался только один надежный источник радиосигнала. Это универсальная AM-радиостанция, на которой крутят старые музыкальные записи (в основном кантри), а также правительственные отчеты вместо новостей. Время от времени кто-нибудь за пределами Динеты усиливает радиосигнал настолько, что ему удается пробиться сквозь Стену. И тогда в течение недели или двух мы имеем возможность послушать о проектах крупных гидротехнических сооружений, возводимых вдоль недавно сформированного побережья, которое простирается от Сан-Антонио до Су-Фолс, или о продолжающихся гражданских беспорядках в Нью-Денвере. Но в целом Динета осталась такой же уединенной и изолированной, какой была до Большой Воды, и большинство местных жителей, похоже, даже не заметили разницы.

Все это благодаря Стене. Совет Племени одобрил ее еще тогда, когда начались Энергетические Войны. Большинство дине поддержали строительство Стены. Мы все выросли на легендах, которые учат, что наше место – на территории наших предков, на земле в объятиях Четырех Священных Гор. Но были и те, кто называл идею Стены абсурдной, кто говорил, что это параноидальная попытка установить пограничный контроль – такая же бессмысленная, как попытка обреченного американского правительства выстроить стену вдоль их южных границ за несколько лет до Большой Воды.

Но племя все равно ее построило. Глава Совета – его звали Дешен – написал статью в «Навахо таймс», которая испугала людей – особенно после событий, известных как «Бойня на Равнинах». Люди навахо больше не в безопасности, писал Дешен. Он оживил призрак завоевания и явил нам будущую судьбу. И не ошибся. Бойня на Равнинах стала лишь первой ласточкой в череде конфликтов за обладание энергией. Нефтяные компании разрывали священные земли для прокладки трубопроводов, газовые компании скупали целые территории и буквально сотрясали земную твердь своей жадностью. Кроме того, федералы наметили целый план по ликвидации прав резерваций на владение землей, чтобы открыть индейскую страну для старателей точно так же, как это было во времена политики насильственной ассимиляции. Но теперь в качестве «старателей» выступали транснациональные корпорации с частными армиями, которые в тысячи раз превышали по численности и огневой мощи первоначальных поселенцев-билигаанов. Дешен предупредил, что если мы и дальше хотим оставаться дине и иметь возможность защищать свои дома, то мы обязательно должны построить эту Стену.

Бюджет утвердили через месяц. Фундаменты, сложенные из камней, взятых с каждой из священных гор, возвели в течение года. Люди смеялись и говорили, что никогда племенное правительство не действовало так шустро. Шесть месяцев спустя случилось землетрясение в Нью-Мадриде, разрушившее Средний Запад. Потом начались ураганы. И к стене прозорливого Дешена стали относиться уже совсем по-другому.

Я помню, как впервые увидела Стену. До этого момента я ожидала чего-то скучного и невыразительного – пятидесятифутовый вал из серого бетона с колючей проволокой наверху, как в каком-нибудь апокалиптическом фильме. Но я забыла, что дине уже пережили свой апокалипсис более ста лет назад. Стена стала не концом для нас, а наоборот – возрождением.

Говорят, хатаальи работали рука об руку со строительными бригадами, и над каждым закладываемым кирпичом исполнялась ритуальная песня. Каждый элемент Стены, вплоть до штукатурной сетки, получил от них священное благословение. И Стена начала жить своей собственной жизнью. Когда рабочие вернулись на следующее утро, она была уже в пятьдесят футов высотой. На востоке она прирастала белой ракушкой, на юге – бирюзой, на западе – перламутровыми изгибами морских ушек, а на севере – чернейшими струями. Она была прекрасна. Она была наша. И за ней мы были в безопасности. Хотя бы от угроз внешнего мира. Но иногда самые страшные чудовища появляются изнутри…

Я въезжаю в Тсэ-Бонито в тот момент, когда восходящее над скалами солнце начинает шпарить в полную силу, заливая пустынный город сухим теплом. Тсэ-Бонито имеет свойство нагреваться особенно жарко. Может, потому, что он сосредоточен вокруг Т-образного асфальтового перекрестка, на котором пересекаются две главные магистрали Динеты. Или потому, что окружен белыми столовыми горами, перенаправляющими тепло прямо в каньон Тсэ-Бонито. Или же оттого, что весь город в основном состоит из лачуг с жестяными крышами и старых металлических трейлеров, чье главное предназначение, кажется, состоит в том, чтобы нагреваться на жаре. А может, причина и в том, и в другом, и в третьем. Как бы то ни было, трущобный городок из трейлеров, лачуг и редких хоганов[17] разросся под неумолимым небом пустыни аж на две квадратные мили. По меркам Динеты – бурно развивающийся мегаполис.

Но жизнь здесь довольно опасная. Постоянно царит беззаконие, изредка прерываемое рейдами Охраны Гражданского Правопорядка. Она патрулирует улицы, но без особого толку. Тсэ-Бонито – это городок в духе Дикого Запада, одичавшего до предела. Есть даже свои ковбои и индейцы, причем и те и другие – дине. В прошлый раз, когда я искала здесь плохого человека, я случайно вляпалась в перестрелку – больше напоминавшую Корраль О-Кей[18], чем охоту на монстров. Не могу сказать, что рада сюда вернуться, даже если это всего лишь визит к дедушке Таху.

Тах живет в самом центре города. Его дом – один из полудюжины хоганов, разбросанных по оживленному рынку, и я знаю, что если не успею застать его дома, то он начнет слоняться без дела, навещать соседей, покупать что-то повседневное или разглядывать товары в магазине «Мокасин-леди», словом, всячески надоедать окружающим. При этом не обращать внимания на случайные перестрелки и беспокоиться больше о ежедневных сплетнях, чем о собственной безопасности. Впрочем, никто в этом городе не причинит ему зла. Он здесь почти святой. Уже не в первый раз я задаюсь вопросом: зачем такой известный и всеми любимый человек, как он, общается с людьми сомнительной репутации вроде меня? Иногда мне кажется, для него это что-то вроде благотворительности – учитывая события прошлого года. Обычно проявленная ко мне жалость заставляет держаться от ее источника подальше – я ведь гордая и все такое. Но Тах – хороший человек, и я стараюсь вести себя с ним правильно, насколько могу. К тому же он главный эксперт по монстрам в наших краях, и мне действительно нужна его помощь.

Я останавливаю грузовичок рядом с единственной дверью хогана, прижавшись как можно ближе к стене, поскольку знаю, что уже через час грязная улица будет битком набита людьми и пылью. Затем вытаскиваю из грузовичка все, что оттуда может быть украдено, и иду к двери. В одной руке липкий мешок с головой монстра, в другой – дробовик.