Имяхранитель - Азамат Козаев

Иван налегает на рогатину всем весом, ворочает из стороны в сторону, шепча ругательства сквозь слезы. А когда вой внезапно прекращается, он слышит вскрик, полный нечеловеческой боли и ужаса. И оттого, что боль и ужас – нечеловеческие, становится понятно, что кричит живой человек. Иван бросает рогатину и медленно оборачивается. Над телом, опрокинутым на фарфорово-белую колючую траву, раскорячились пауками два упыря. Упыри ритмично качаются вверх-вниз, будто совокупляясь с тем, опрокинутым. Крик, уже почти хрип, кажется, перекрывает все звуки, но Иван все-таки слышит отвратительный мокрый хруст и чавканье. Он делает шаг, другой. Ноги не слушаются, но Иван делает еще один шаг, самый последний, и его ошеломляет слепящий свет, хлынувшим отовсюду. Кажется, что все прожекторы облавы одновременно уставились на него. Но силуэты тварей, нависших над хрипящим несчастливцем, отпечатались на роговице глаз, должно быть, навечно. И значит, глаза Ивану больше не нужны, чтобы знать, куда надо бить, – и он бьет! В его кулаке зажат зуб от бороны. Старый, поржавевший, но очень надежный и очень острый. Иван попадает – и в первый раз и во второй. Струей бьет жуткое зловоние разложившегося трупа – почему-то горячее, словно пар из кипящего котла…

Когда отпустило – так же внезапно, как началось, – он с брезгливостью посмотрел на собственные руки. Чудилось, что гнилой костяк лопнул под кулаком только что. Иван поморщился и повторил:

– Да, вам можно только позавидовать… Так вот, последняя серьезная вспышка У-некротии случилась, когда я (он выделил «я» интонацией) был подростком. Поголовье упырей – самых настоящих, поверьте! – возросло катастрофически. И сократить его удалось далеко не сразу. Повоевали вдосталь. Под корень, может быть, не извели, но в обжитых местах они давно не появляются. А уничтожать упырей, между прочим, надежнее всего не осиной, а зубьями от бороны. Вбивая в затылок. Крайне, доложу я вам, непростое дело. Непростое и грязное. Сами можете представить.

Карл Густав, видимо, представил, причем весьма живо. Его так и перекосило, беднягу, от омерзения.

– Ну, а горги… – продолжал Иван неспешно, – горги – это действительно серьезно. Тому, кого они избрали жертвой, самостоятельно спастись нереально. Способ только: нанять меня. Однако горги страшны только обитателям мира внутри Пределов. Замечу, не всем подряд, но исключительно полноименным… – последние слова Иван произнес шепотом, прислушиваясь к себе, тяжело сглотнул, покачнулся… и сравнительно бодро продолжил: – Поэтому ума не приложу, что вас могло напугать?

– Это крышка, Айвен. Крышка от канализационного люка. – Карл Густав наклонился к самому лицу Ивана. От него пахло дорогим одеколоном и потом. – Она катится по кругу. Катится вот уже несколько минут и не падает. Словно кто-то управляет ее движением. Кажется, я видел что-то вроде человеческой тени, следующей за нею. И, кажется, она швырнула в меня камень, – прошептал он неуверенно. – Тень, Айвен. Повторюсь, мне становится здесь, у вас, неуютно. Жутковато даже.

– Катится? – Иван ловко выудил из кармана сталь–ной диск, хищным видом напоминающий небольшую тонкую фрезу или крупную часовую шестерню, и щелчком послал его на середину журнального столика. – Вот так?

Диск, вращаясь довольно лениво, загрохотал зубча–тым венцом по толстому зеленоватому стеклу и принялся описывать широкие круги.

– Или так?

За первым диском последовал второй. Он катился чуть быстрее и невысоко подпрыгивал на невидимых ухабах. С зубчаток слетали темно-туманные брызги, слипались в неясные клочковатые фигурки, наподобие человеческих. Туманные человечки бежали следом за дисками, вскакивали на них верхом, падали, кувыркались и, возможно, строили людям рожи.

Вначале доктор как завороженный следил за представлением. Но постепенно его лицо приобрело вид брезгливый и недовольный. Иван стиснул зубы и закрыл глаза.

«Можно биться об заклад, сейчас он спросит, где я, черт возьми, прячу магниты и зеркала», – подумал он.

– Интересно, где вы, черт возьми, прячете магниты?.. – Карл Густав заглянул под стол. – А эти… ну, призрачные фигурки? Дело, конечно, в зеркалах и каком-нибудь проекторе?

Иван фыркнул.

Не понимая, отчего пациент развеселился, доктор надулся. Проворчав: «Чертовы фокусы, терпеть их не могу», Карл Густав подхватил чугунный подсвечник в виде корявой сосны и смахнул сверкающие диски на пол. Потом присел на краешек стола, закинул ногу на ногу.

Туманные человечки спрыгнули следом за дисками и, словно обидевшись на столь грубое обращение, стали совсем прозрачными, почти невидимыми. Зубчатые «пятаки» тут же покатились вокруг начищенного докторского башмака.

– Ну, так что, Айвен? Может быть, прямо сейчас мы с вами и приступим к гипнозу? – Доктор сделался вдруг необыкновенно серьезным и вопросительно посмотрел на пациента.

Тут наконец подействовала инъекция. Ивана захлестнуло волной довольства и ватной неги, стало кло–нить в сон.

– Уходите, доктор, – негромко, но твердо отчеканил Иван. – Спасибо за заботу, огромное спасибо за лекар–ство… но уходите скорей. Мне сейчас необходимо остаться од–ному.

– Что значит «уходите»? – возразил Карл Густав почти раздраженно. – Мне, знаете ли, чертовски надоели полумеры! Таблеточки, укольчики… Пора начинать лече–ние по-настоящему. И не упирайтесь вы, черт вас забери совсем! Я понимаю, вы, должно быть, потеряли в прошлом кого-то, кто был вам до–рог. Вероятно, вините в этом себя. Не желаете бередить старую рану… – он покачал длинным пальцем перед Ивановым носом. – Но ведь она не заживет, пока мы не вскроем нарыв. Уж поверьте моему опыту. И сейчас для этого самое время. Я готов выслушать вас. Вас, Айвен, а не тот выводок химер, что свил гнездышко в вашем сознании. Выслушать, чтобы увидеть корни вашей… гм… ипохондрии. И не прогонять меня надо, а спешить ко мне с распростертыми объятиями. – Доктор ворковал и мурлыкал, словно ог–ромный кот Баюн.

Иван выбросил вперед левую руку, схватил его за плечо. Встряхнул.

– Уходите, говорю я вам, – просипел он (горло пересохло – побочное действие лекарства, доктор предупреждал об этом). – Убирайтесь к вашему разлюбезному черту, куда хотите, но только оставьте меня одного! Я просил у вас «химию», вы мне ее дали. Земной вам за это поклон. А теперь – прочь из моего дома!

Иван вскочил и двинулся к массивному шкафу красного дерева, занимающему добрую четверть кабинета. Карл Густав поневоле семенил следом. Распахнув толстую, точно у сейфа, дверь, Иван втолкнул доктора в сияющее рубиновыми отсветами нутро. Оказалось, что шкаф – всего лишь тамбур перед узким и низким багровым коридором, наклонно уходящим книзу. Едва ли не в самую преисподнюю.

– Прощайте! Когда лекарство закончится, я вызову вас.

Доктор, возмущенно бормоча, оглядываясь и поглаживая измятое плечо, двинулся вглубь. Иван тут же захлопнул за ним дверь и кулаком ударил по клавише на боковой стенке шкафа. Послышался сухой треск, и шкаф с хлопком сложился, мгновенно пре–вратившись в тонкую плиту, блестящую полированным антрацитом. Центр плиты украшала глубокая вмятина в виде отпечатка огромной человеческой ладони. Линии на ней были точно такими, как на ладони Ивана.