Звезда и старуха - Мишель Ростен

– Из-за временной вставной челюсти я пока не могу жевать. Не пугайся, к выступлению мне сделают импланты, самые лучшие, публика ничего не заметит. Стоматолог обещал, что с ними я смогу перемалывать камни. Не нужно будет класть зубы на полку.

Сообщив про вставную челюсть, звезда посвятила постановщика в свои закулисные тайны. И он мгновенно про себя набросал новый сценарий будущего спектакля: Одетт – знаменитость и человек, бессмертная звезда и обычная женщина, ее достоинства и слабости, достижения и провалы, глянцевая оболочка и душевная сущность, вечность и конечность… Одетт расскажет историю своей жизни, и все увидят не только диву, к которой привыкли, но и старую даму, какой она теперь стала.

Постановщик оживился, разгорячился. Отличная идея для мюзикла!

Первоначальный сценарий, предложенный им Одетт, был совсем другим. Тогда он думал лишь об одном: примирить икону популярной музыки с музыкой настоящей. Во время выступления она, по его замыслу, должна была расширить репертуар, изменить его до неузнаваемости, то и дело переходить от эстрады к классике и к современным авторам. Столкновение разных стилей в программе будет неожиданным, порой ироничным. Давние почитатели Одетт удивятся не меньше ценителей современной музыки. Мы обрушимся разом на косность любителей народных танцев и слепоту упертых снобов. Это будет бенефис и одновременно бой с предрассудками всех видов и мастей.

– После вашего выступления никто ни о чем не сможет судить a priori[54].

Одетт же считала, что лучше ее обычного гала-концерта ничего и быть не может, хотя можно прибавить к постоянному репертуару пару классических пьес и, вполне вероятно, что-нибудь современное, написанное специально для нее. Немного поколдовать с освещением, и она в самом деле предстанет перед публикой в новом свете.

– Сыграю Баха, Сен-Санса, что-нибудь свежее, все мои шлягеры, и получится «коктейль Молотова», вот увидишь!

Так она ненавязчиво дала постановщику понять, что не он правит бал. Тот в ответ осторожно, тактично, на мягких лапах подошел к вопросу о том, что такая уж у него профессия, придется им все придумывать вместе, советоваться, придется… Одетт мгновенно прищемила ему лапы:

– Ты что, не любишь Баха?

Наоборот! Без Баха постановщик вообще не мыслил музыки, он столп, оплот, фундамент всего здания.

– А Сен-Санс тебе чем не угодил?

По правде сказать, Сен-Санс действительно внушал постановщику опасения, вернее не он, а сквернейшие аранжировки его музыки для аккордеона. Однако наш герой снова стал красться на мягких лапах, и Одетт не поняла его намеков.

Возникла еще одна проблема.

– Какого нынешнего автора ты хочешь мне предложить?

Она абсолютно не разбиралась в современной музыке и не скрывала этого. Не знала композиторов – приглашай любого, ей все равно.

– Валяй, лишь бы написал не сложно и не нудно.

Постановщик снова заикнулся о том, что из шлягеров, Баха, Сен-Санса и новой пьесы спектакль не получится. Одетт по-прежнему не понимала, чего еще ему нужно. Из мягких лап показались когти, он осмелился выразить мысль яснее: когда организуешь действо, а не просто концерт, нужно подключить воображение. К примеру, подсказал он, между номерами вы могли бы рассказать о себе. Пусть кроме общеизвестных фактов люди узнают о ваших личных переживаниях. Включим в программу то, что вы любите из классики и новой музыки, но никогда не исполняете на концертах. Говорите о том, чего зачастую не касаетесь, что обычно остается за кадром. Тогда откроются новые грани вашего таланта. Позвольте публике увидеть ваш заповедный сад. И обновленное полотно вашей жизни заиграет яркими красками. Он нарочно сказал: «Полотно». И продолжал с отчаянным безрассудством:

– Поставим мюзикл-автобиографию. Эпос и дневник одновременно!

Бинго! Одетт понравилась его велеречивость: «эпос», «полотно». Она захлопала в ладоши. Отличный постановщик! Ценит ее, уважает. Она согласна. Проект одобрен. Естественно, звезда увидела в нем только то, что хотела. Не заметила ни дневника, ни автобиографии.

Мягкие лапы ступали неслышно, недоразумения накапливались. Ему хотелось, чтобы звезда на склоне лет иначе взглянула на свое прошлое, по-новому увидела себя и рассказала об этом. Полутона, контрасты, нюансы, прозрения, юмор, исповедь, блеск, энергия, глубина, переходы от тонких наблюдений к бурным эмоциям – мощный сверкающий поток музыки и слов сметет, размоет все кастовые границы.

Опомнись, постановщик! Такой Одетт не существует. Разве Солнце занято самоанализом? Нет! Оно просто светит. Одетт вся тут, на поверхности, ее гениальность в том, чтобы играть, играть до конца посреди шума и пестроты, без размышлений, без объяснений!

Как бы то ни было, оба были вполне довольны встречей: они поладили, договорились, каждый нашел то, что искал, к черту недоразумения!

Постановщика, естественно, смущало обилие китча и прочих вкусовых разногласий. Но коль скоро его одолело неистовое желание приблизиться к звездам, отступить он не мог.

Одетт показалось, что постановщик слегка не от мира сего, впрочем, все они такие, чего уж там. Боец по натуре, она всегда любила приключения и опасности, уверенная, что справится и всех победит.

Они отлично подошли друг другу. Решено, авангард с попсой поженятся, ура!

Постановщик и Одетт чокнулись воображаемыми бокалами с шампанским, хотя он не мог больше пить, а она уже давно не пила.

– За наше представление!

Дзинь! Беззвучно. Ведь стекла нет.

Детям любого возраста не обойтись без сказки.

– Пошли, покажу тебе мою коллекцию.

Мемориальный музей достославной Одетт нашел временное пристанище в сарайчике во дворе.

Стемнело, они шли к нему по саду, он вел ее под руку. Между ними уже установилась трогательная дружба. Он помог ей надеть плащ поверх халата. От уличных туфель она отказалась, хотя трава была мокрой после недавнего дождя.

– Мне и в тапках отлично.

На самом деле у бедной старушки болели ноги, и она не носила ничего, кроме мягкой домашней обуви и кроссовок, но постановщик об этом не догадывался. Она и сама забыла о своих недугах. Не стоит на нее наговаривать: Одетт никогда никого не обманывала. Старая, в халате, с больными ногами и вставной челюстью, она твердо верила в собственные силы, талант, возможности, чувствовала себя настоящей звездой. Эта уверенность и нужна была постановщику, так что никто из них не лгал и не передергивал.

Так и надувают пузырь коллективной иллюзии: я верю, ты веришь, мы верим, они верят.

– Сейчас увидишь, сколько всего надарили Одетт. (Опять о себе в третьем лице.) Хочу, чтоб когда-нибудь в моем родном городе устроили настоящий музей. «Музей Одетт» – неплохо придумано, как по-твоему, а?