Обратная сторона Японии - Александр Куланов

Я начал целенаправленно заниматься Японией довольно поздно – в 1998 году, когда мне было уже 28 лет. В то время я служил в армии, что никак не способствовало развитию моего увлечения, и после ряда чрезвычайно бурных событий, о которых когда-нибудь еще расскажу, я повесил в шкаф мундир и пришел на работу в журнал «Япония сегодня». Отсутствие японистического образования не способствовало (как не способствует и сейчас) моему признанию в узком мире японоведов, но дало возможность общаться на равных с читателями. Пытаясь восполнить недостаток знаний, я и сам много читал, смотрел и слушал все то, что имело хоть какое-то отношение к Японии, и вскоре получил первый толчок со стороны к углублению этих знаний.

В августе 1999 года я оказался в группе русских журналистов, направленных в ознакомительный тур по Японии за счет только что созданного Центра японо-российских молодежных обменов, больше известного как Центр Обути (по фамилии одного из основателей – покойного ныне японского премьера Кэйдзи Обути). Помимо других интересных событий, во время той поездки произошло мое знакомство с влиятельным политиком, которого наши переводчики-японцы, таинственно прикрыв рот рукой и понизив голос до шепота, характеризовали как второго человека в Японии, как «японского Волошина» – заместителем генерального секретаря Кабинета министров Мунэо Судзуки.

В компании с другими журналистами из России мы встречались с Судзуки не раз – в официальной обстановке: в резиденции премьера в Нагата-те – и в не очень официальной: в ресторанах и караоке. Судзуки всегда был очень энергичен, быстро говорил, рубил воздух рукой и пару раз даже стукнул меня в грудь, в запале рассуждая о чем-то политическом, но он никогда не «нажимал» на нас. Очень непростой человек, окруженный мудрыми советниками, он старательно моделировал имидж «рубахи-парня» и немало в этом преуспел. Он был мне искренне симпатичен – вечно куда-то бегущий, бурлящий, неистовый и экспрессивный, так непохожий на типичного японского политика или дипломата. Вернувшись, я писал о нем, писал хорошо, за что вскоре и поплатился. Во время скандала Судзуки был обвинен в коррупции, в давлении на госчиновников из японского МИДа и чуть ли не в шпио наже в пользу России. В феврале-марте 2002 года он был назван «самым подлым человеком Японии», а все, кто когда-либо контактировал с ним, автоматически попали в «черный список».

Рикошетом досталось и мне. Зимой 2002 года, уже собираясь на стажировку в Токио, когда практически все документы были оформлены, я заехал в редакцию «Японии сегодня». Как нарочно, все сотрудники вышли на обед, и я остался в офисе один. В это время и раздался звонок, возвестивший мне о начале знакомства с японской демократией в СМИ:

– Это журнал «Япония сегодня»?

– Да.

– Мне нужен господин Куланов.

– Это я.

– Да? Очень хорошо. Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Это М… из корпункта газеты «Ёмиури» в Саппоро. Скажите, вы знакомы с Мунэо Судзуки?

– Знаком.

– Вы с ним встречались?

– Встречались.

– Да, хорошо. А сколько раз?

– Не помню. Четыре или пять.

– А вы что-нибудь ели во время этих встреч?

– Ну, иногда ели, иногда не ели. Встречались в разных местах.

– Да, хорошо. А в ресторанах встречались?

– Встречались. Вас интересует, что конкретно мы ели?

– Нет, конечно! Что вы! Нет. А что вы пили?

– Я – пиво. Что пил Судзуки-сан, я не помню, а что?

– Да, хорошо. А он просил вас писать о нем хорошие статьи?

– Нет, не просил.

– Да, хорошо. А вы писали?

– Писал.

– Хорошо. Значит, он просил писать о нем хорошие статьи?

– Нет, не просил!

– Да, хорошо. Но вы все-таки писали о нем.

– О нем многие писали, а в Японии так практически все!

– Да, хорошо. Вы уверены, что он не просил писать о нем хорошие статьи?

– Уверен.

– До свидания.

Через две недели в «Ёмиури» вышла статья, в которой досталось многим русским журналистам за «порочащие связи» с японским депутатом. Моя фамилия там не упоминалась, но мой отъезд в Японии задержали на две недели – «допрос с пристрастием» не прошел бесследно. Почему эта «обыкновенная история» оказалась так важна для Токио?

Для миллионов простых японцев все началось 28 января 2002 года, когда они увидели по телевизору своего обожаемого министра иностранных дел – Макико Танаку – плачущей. Причиной столь странного даже для известной своей экспрессивностью главы МИДа поведения стало оскорбление: депутат от Либерально-демократической партии Японии (ЛДП) Мунэо Судзуки назвал ее лгуньей в ответ на обвинение в свой адрес.

Через неделю Макико Танака была уволена с поста главы МИДа, а ее место заняла гораздо более выдержанная и менее популярная Ёрико Кавагути. В результате рейтинг премьер-министра Коидзуми упал вдвое, и в парламенте был даже вынесен (отклоненный, впрочем, большинством голосов) вотум недоверия правительству. Одновременно начались какие-то странные сложности в проходивших тогда переговорах Кавагути и шефа российского МИДа Игоря Иванова относительно территориальной проблемы. Дошло до того, что глава токийской дипломатии заявила, что ее русский коллега не хочет рассказывать всей правды о ходе консультаций между Россией и Японией и что якобы русские уже согласны вести переговоры о передаче Японии одновременно всех четырех спорных островов, а не двух, как это предполагалось ранее. Разногласие принципиальное: до этого времени Москва соглашалась обсуждать судьбу двух из четырех островов, японцы же, твердя все время о четырех, казалось, были все-таки готовы к компромиссу, и вдруг…

Ведомство Иванова ответило, что переговоры о судьбе Южных Курил – вопрос весьма деликатный и «стороны лишь договорились активно продолжать переговоры о заключении мирного договора». МИД Японии через своего представителя в Москве с этим согласился, но уже на следующий день премьер Коидзуми объявил о том, что он намерен «четко обозначить принадлежность» всех спорных островов, невзирая на попытки неких политических сил получить вначале два острова, а «потом уже думать об остальных».

В начале февраля Игорю Иванову предложили проинформировать депутатов о реальном состоянии дел в переговорном процессе с Японией. 7 февраля на Сахалине началась акция протеста против передачи Курил Японии, прошли пикеты в Хабаровске. В Токио были приняты особые меры для охраны российских диппредставительств и учреждений, к посольству России стянули тысячу полицейских и спецназ – на случай «демонстраций и митингов». На следующий день глава думского комитета по международным делам Дмитрий Рогозин раскритиковал жесткую позицию японского правительства, а губернаторы Хабаровского края и Сахалинской области вдруг одновременно заявили о том, что складывающаяся политическая обстановка может негативно сказаться на японских инвестициях в Дальний Восток. С этого момента и до середины апреля в Москве и на самом Дальнем Востоке чуть ли не ежедневно проходили мероприятия и митинги, посвященные «Курильской проблеме», суть которых сводится к лозунгу «Ни пяди родной земли».