Один шанс есть - Сергей Самаров

– Может, чайку попьете? – не слишком настойчиво предложила она.

– Нет-нет. Я спешу.

* * *

Виктор Васильевич покинул этот дом гораздо более стремительно, нежели входил в него. Хотелось глотнуть свежего воздуха. И сам себе он казался похожим на рыбу, выброшенную на берег. Хотя знал, что открывать рот при дыхании не будет никогда. У него привычка держать губы твердо сжатыми.

На улице и правда дышалось легче, там пахло бензином и выхлопными газами автомобилей, а не лекарствами. А к бензину и к выхлопным газам каждый горожанин привык настолько, что почти не чувствует их.

– Ерема, я пришел, – кивнул Виктор Васильевич «противоугонному устройству».

Пес полез «целоваться», и Евсеев невольно улыбнулся своим неулыбчивым лицом, отстраняя его от шершавого языка собаки. Ермак успокоился быстро и занял свое привычное положение на заднем сиденье.

Евсеев взглянул на автомобильные часы. До встречи с полковником Мочиловым время еще было, но задерживаться где-то тоже не стоило, потому что Москва изобилует пробками, и неизвестно, где встретишься с очередной. Виктор Васильевич еще раз, теперь более основательно, помассировал шею и выехал с парковки, прикидывая, каким путем ему лучше добираться на Хорошевку к зданию ГРУ...

* * *

– Я прекрасно тебя, Виктор Васильевич, понимаю. И у меня тоже душа болит от каждого подобного случая, но я посадил специально человека, чтобы он просмотрел все наши агентурные сведения и все сведения МВД, в том числе и МВД самой Чечни, но никакого следа... У кого же, в конце-то концов, этот парнишка может находиться?

– Человек, который звонил сегодня уже в третий раз – один и тот же звонил! – называть себя упорно не желает. Анна Ярославна специально по моей просьбе спрашивала его. Он не ответил. Если не отвечает, значит, у него есть какие-то причины не называть себя. А теперь если и назовется, то наверняка только вымышленным именем.

Полковник Мочилов начал растерянно и бесцельно передвигать по столу бумаги.

– Мамаев, банду которого ты тогда уничтожал, давно в земле покоится... Кто-то из членов его банды?

– Возможно, Юрий Петрович, возможно... Но я даже не знаю, сколько человек тогда уничтожили, сколько в плен взяли, сколько ушло. Меня ранило до окончания операции. И сразу вывезли вертолетом.

Евсеев почесал заметный шрам над правым ухом, спускающийся сверху до скулы. Шрам слегка зарос волосами, но просматривался отчетливо. Полковник Мочилов ответно почесал свой шрам, пересекающий все лицо. Этот шрам, раньше заметный, сейчас уже почти зарос и явственно просматривался только тогда, когда Мочилов возбуждался, а кровь приливала к голове.

– Я помню... Надо, думаю, поднимать материалы прокуратуры. И интересоваться списками на тех, кто был тогда с Мамаевым. На всех, кто остался жив. Сколько у него вообще человек было?

– В тот раз он собрал больше шестидесяти из разных джамаатов. Планировал провести крупную акцию. Мы остановили его на полдороге к Гудермесу.

– А что с мальчишкой было?

Евсеев поморщился, вспоминая. Ему не были неприятны сами воспоминания об операции, которую он проводил силами своего отдельного батальона. Просто эти воспоминания пресекались в конкретном месте, и это пресечение вызывало головную боль. А массировать шею при полковнике не хотелось.

– Мы Мамаева в урочище обложили, пути отхода перекрыли полностью с трех сторон. С четвертой его группа «кадыровцев» держала. Вторая рота у меня в резерве была. Перекрывала дорогу, чтобы кто-то к нам с тыла не сунулся. С ротой связь прервалась. Я рядового Юденича и послал. Выяснить, что со связью... Связь восстановили, Юденич назад пошел, а тут Мамаев в прорыв двинулся. При поддержке минометов... Меня и накрыло... И Юденича с тех пор больше никто не видел.

– И сколько, говоришь, за него просят?

– Двести тысяч баксов...

– Неплохо... Отсутствием аппетита не страдают.

– Считают, что мать может за столько продать свою квартиру. А квартира эта ей не принадлежит. Естественно, занять деньги она не может, поскольку не сможет никогда их отдать. Я смог найти пока только семьдесят тысяч. За три месяца... И не уверен, что смогу найти остальные...

– Что я тебе, Виктор Васильевич, сказать могу... У меня таких денег, сам понимаешь, нет. И у меня нет гарантии, что при такой минимальной информации мы можем рассчитывать на помощь силовых органов. Обратиться сейчас в МВД Чечни – и, пожалуй, мать никогда уже не увидит мальчишку живым. Информация оттуда уходит моментально. Восточный вопрос – у всех есть кумовья и кунаки... Я попробую подключить пару ОМОГ[3], сейчас у нас четыре группы в Чечне находятся. Пусть поищут следы, но осторожно. В свою очередь, подниму личное дело солдата. Кто он по гражданской профессии? Не знаешь?

– Не знаю. Я его даже в лицо плохо помню.

– Ладно. Подниму личное дело. Есть шанс зацепиться за профессию, если хозяева ее пожелают использовать. Обычно они такой шанс заработать не упускают. Это все. Полностью переключить все силы на поиск я не могу, поскольку все группы выполняют свои конкретные задачи. Поэтому рекомендую тебе продолжить параллельный поиск денег...

Полковник встал, показывая, что разговор окончен.

В принципе, после своего звонка и короткого предварительного разговора по телефону Виктор Васильевич и не ожидал, что полковник Мочилов бросит все свои дела, отменит все операции, проводимые в Чечне силами спецназа ГРУ, и займется только поисками рядового Анатолия Юденича, официально пропавшего без вести шесть с небольшим месяцев назад... Не ожидал Евсеев этого даже и до своего звонка. А обратился он к своему бывшему командованию только в надежде найти какие-то случайные следы. Мало ли – проскользнула информация...

Но такой информации тоже не оказалось...

Настроение после визита в Службу не улучшилось, головная боль только усилилась, и теперь все надежды Виктора Васильевича сводились только к тому, что щедрым окажется Вагиз – темный человек, у которого отставной подполковник Евсеев уже смог заработать семьдесят тысяч долларов благодаря своим профессиональным навыкам...

По дороге от подъезда до служебной стоянки Виктор Васильевич упорно пытался вспомнить лицо рядового Анатолия Юденича. Фигуру помнил, походку помнил, а вот лицо расплывалось и никак не приобретало определенные черты. Словно это было не лицо конкретного человека, а единое лицо тех многих молодых российских парней, что сгинули в Чечне, как в болотной яме, и не оставили о себе следа. Таких, вопреки официальным сводкам, как знал отставной подполковник, было очень много...

– Он идет, – сообщил голос в «переговорке».

– Смотри за ним, не выпускай. Мне отсюда стоянку не видно, – распорядился Руслан.