Хранительница. Памятью проклятые - Купава Огинская

Потому что никто не знает, какая именно блохастая морда на деле может оказаться человеческим лицом. Оборотни — они ж такие оборотни.

— Не отставай, — велела моя блохастая морда, гордо вышагивая чуть впереди.

— Не вопрос, ты мне только объясни, куда ты меня тащишь, — для того, чтобы совсем уж не отстать, мне приходилось периодически срываться на бег. В одном размашистом шаге Глеба было два моих, что делало передвижение на одной с ним скорости лично для меня очень изматывающим занятием.

— Ты четыре месяца учишь теорию, — снизошел до объяснений он, не забывая что-то высматривать, энергично крутя головой по сторонам. Легкий дождик, очень мелкий, холодный и противный, росой оседал на светлых волосах, собранных в дебильный короткий хвостик, и широких плечах, укрытых тонкой темно-серой курткой, — пришло время перейти к практике.

— Только не говори, что мы на охоте, — ужаснулась я, опасливо оглядывая пустынную улицу.

Замерев на перекрестке, Глеб ждал, когда загорится зеленый свет, перекатываясь с пятки на носок. Казалось, даже не замечая, что стоит своими белыми кроссовками почти в луже — дождь начался еще ночью и все никак не хотел прекращаться.

Рядом с нами, скрываясь под зонтом, остановилась девушка. Хорошенькая, обряженная в модный плащик и сапожки на головокружительной шпильке, она с явным интересом осмотрела Глеба. Топчущуюся рядом меня просто не заметили, проигнорировав мелкое недоразумение, прячущееся от дождя под капюшоном веселенькой синей ветровки, щедро украшенной нашивками и значками. Такая себе школота на выгуле, не представляющая никакой реальной угрозы их неотразимой прекрасности.

Светофор лениво отсчитывал последние секунды, готовясь загореться зеленым светом.

— Угадала, — хмыкнул Глеб и, ухватив за шкирку, потянул меня за собой, не дав истечь последней секунде, и смениться красному цвету на кое-что более позитивное. Оставив позади разочарованную девицу.

Судя по всему, не мы одни вышли на охоту. Эта вот краса тоже планировала поохотиться, но ее добыча ушла прямо у нее из-под самого носа.

Я даже не удивилась, перехватив ее разочарованный взгляд. Глеб девицам нравился, что поразительно — их даже его прическа не отталкивала, хотя белобрысый хвостик выглядел просто запредельно глупо. Но нет, для особей женского пола он был неотразим.

Крис называла это звериным магнетизмом и ничего особенного не видела. Ей, как ведьме, было плевать на всю оборотничью харизму, которую она попросту не воспринимала, а до обычных девушек, не защищенных ни даром, ни опытом прожитых лет, Кристине не было дела.

— И куда мы идем? — злобно полюбопытствовала я, вляпавшись-таки в одну из луж, которые виртуозно избегала… пока меня за шкирку не взяли.

— К метро, конечно. Где еще ты сможешь встать на след?

Резкий порыв ветра бросил мне в лицо холодные брызги, что настроения совсем не прибавило. Мне было холодно и мокро, и перспектива «встать на след» серьезно пугала.

— Хочу напомнить, что еще вчера я читала о том, как отличить двоедушника от подселенца, — чуть притормозив на коротком мосту, пропуская спешивших нам на встречу парней, давая им возможность проскочить мимо нас и не угодить в лужу, щедро разлившуюся по левую сторону от бордюра почти до середины дороги, я прошипела в спину Глеба, — кстати, так и не поняла — как, а ты меня уже хочешь по следу пустить. Полевые работы? С ума сошел?

— Это всего-навсего паразит, — беспечно дернул плечом он, — к тому же слабый. Промышляет на нашей ветке.

— И откуда же ты это знаешь? — ветер со стороны канала задувал под капюшон. Я ускорила шаг, почти пробежав оставшиеся до входа в здание двести метров.

Глеб не спешил, и к тому времени, как двери беззвучно разъехались перед его показательно недовольной персоной, я успела стянуть капюшон и кое-как пригладить волосы, заплетенные в кривую косичку. Повышенная влажность всегда делала меня похожей на пуделя: обычно прямые волосы начинали виться и топорщиться в разные стороны.

— Пойдем, — меня за руку, как ребенка, потащили к турникетам, видимо, чтобы больше не смела сбегать.

На вопрос мой Глеб ответил, только когда мы оказались на эскалаторе, и я вновь натянула капюшон, желая хоть как-то укрыться от гуляющего под высокими сводами сквозняка.

— Вчера, когда зашел в магазин за продуктами, — мотнув головой влево, туда, где за толщей мрамора, камня и земли находился торговый центр, Глеб поморщился, — почувствовал его запах. Паразит слабый, но сытый.

— И что?

— На нашей ветке участились несчастные случаи и выросло число краж. Эмоциональный фон в последнее время крайне нестабилен.

Я все еще не понимала, что именно его так беспокоит. Мелкой нечисти везде полно, а паразиты, ко всему прочему, для жизни человека не опасны. Они питаются эмоциями. Любят, конечно, негативные, но готовы принять все, что им дадут. Хоть счастье с любовью, лишь бы кормили. Такие себе мелкие гадики, как и Случайности (специально с большой буквы?). Просто безвредная нечисть, на которую никто и внимания не обращает.

— Недавно произошла серьезная драка как раз на нашей станции, — терпеливо пояснил Глеб, — помимо участников драки пострадало еще пять человек, просто оказавшихся рядом. Две женщины, подросток и двое мужчин весьма преклонных лет. Понимаешь, к чему я клоню?

Я не то, чтобы понимала, все же знаний мне недоставало, но предположить могла:

— Паразит повлиял на людей?

— Рад знать, что ты не безнадежна, — снисходительно улыбнулся он. Ветер трепал его волосы, упрямо и старательно вытягивая пряди из хвоста.

— Но разве они на такое способны? — отвернувшись от Глеба, чтобы спуститься с эскалатора, я не видела, как он снисходительно покачал головой.

— Лесь, тебе нужно больше учиться.

— Больше некуда, — проворчала я, уверенно устремившись к перрону, — я и так чуть с ума не сошла, пока диплом писала и всю эту вашу мифологическую муть зубрила. Зима вообще мимо меня прошла. Причем вся зима, даже весенняя.

Лавируя между людьми, я не сразу заметила, что Глеб отстал и остановился. Пришлось возвращаться к блохастику, возвышающемуся посреди печального человеческого потока напряженной двухметровой статуей.

— Ну чего встал?

— Не чувствуешь? — он принюхался, странно, очень по-звериному, внимательно вглядываясь в затылки спешащих по своим делам горожан.

Я честно попыталась что-нибудь почувствовать, даже носом воздух потянула, но учуять так ничего и не смогла.

Все же я не оборотень и еще даже не хранительница, хотя это звание мне упорно навязывали. Я ощущала неприятную, холодную влажность намокших кед, слышала, как мимо нас проходят люди, чувствовала неповторимый, совершенно особенный запах метрополитена, но… это все было не то.

— А ты что чувствуешь?

Глеб нахмурился, чуть прищурился, будто бы близоруко, хотя на самом деле зрение у него было замечательное. Он видел лучше любого человека… и больше. Вот и сейчас, забавно щурясь, высматривал остывающие следы потревожившего его чувства.