Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Когда Шатин вернулась в гостиную, родители все еще ругались из-за министерских пуговиц. Мать отвлеклась, только чтобы сердито зыркнуть на дочь и швырнуть ей щипач.

– Как вернешься, проверю, – прорычала она. – И не вздумай меня обмануть!

Шатин крепко зажала в руке хитроумное устройство и состроила гримасу: при мысли о предстоящей работе ее пробирал озноб. Она пообещала себе, что справится быстро. Если попробует увильнуть, родители заподозрят неладное и могут нарушить ее планы. Так что никуда не денешься. Подумаешь, делов-то! Войти в морг, выйти из морга – и все. Зато потом можно будет навестить Капитана. Девушке не терпелось показать ему, что она сегодня добыла на Зыбуне.

Буркнув родителям на прощанье нечто невразумительное, Шатин выбралась из купе и, пройдя по «ходу без выхода», покинула Седьмой трюм.

Оказавшись снаружи в одиночестве, она первым делом снова похлопала себя по груди, ощутив тяжесть золотого медальона на шее. Сердце у нее часто колотилось при мысли, что́ эта вещь означает. Что она воплощает.

Билет в один конец с этой жалкой планеты.

Спасение – в прямом смысле этого слова.

И пусть глупая Азель целыми днями ждет милости от надутых особ из второго сословия. Шатин сама себе поможет.

– Твой отец умер.

Марцелл д’Бонфакон расслышал слова деда, но смысл их никак не доходил до его сознания.

Умер? Жюльена д’Бонфакона много лет не вспоминали в этих стенах. А теперь вдруг эти холодные слова, прозвучавшие из уст деда так, словно смерть отца – это мелочь, едва ли стоящая упоминания.

Впрочем, Марцелл прекрасно понимал: после того, что совершил Жюльен д’Бонфакон, дело, возможно, и впрямь обстояло именно так.

Молодой человек невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Пусть даже слова деда на миг заморозили ему кровь в жилах, у него хватило ума не замедлить шаг. Нельзя показывать виду.

И он старательно шагал в ногу с генералом. Ровно и методично. Как его учили с детства. Они молча прошли по длинному коридору правого крыла Гран-паласа. Люстры из тысяч хрусталиков ручной огранки висели у них над головами, а под ногами в мраморных полах вспыхивали, подмигивая, отблески утреннего сол-света.

В голове у Марцелла теснилось множество вопросов, но он отстранял их один за другим. Это он умел. Этому его тоже учили. «Владей своими чувствами. Следи за дыханием. Всегда содержи ум в чистоте». Если деду есть что еще сказать о смерти отца, он непременно скажет. Но, входя в банкетный зал, Марцелл не удержался – искоса глянул на генерала. Ну и воля! Если не знать, то ни за что не догадаешься, что у этого человека только что скончался единственный сын. Честно говоря, Марцелл и сам не знал, что вдруг заставило его ожидать иной реакции. За семнадцать лет жизни с дедом он едва ли когда-нибудь видел на его лице следы горя.

А уж горя генерал д’Бонфакон на своем веку знал немало.

Почти тотчас распахнулись двойные двери на дальней стороне зала, и в них ворвался патриарх в своем обычном утреннем наряде из темного шелка. За ним вошла облеченная в багровый атласный халат матрона, держа за руку их двухлетнюю дочь Мари.

– Доброе утро, генерал, – буркнул патриарх, едва удостоив деда взглядом.

– Доброе утро, месье патриарх, – невозмутимо ответил дед.

– Давайте сразу перейдем к докладу. – Монарх уселся в одно из бархатных кресел и немедленно принялся накладывать еду себе на тарелку. Банкетный стол, как всегда, был весь заставлен титановыми блюдами с горами копченого новаянского лосося, жареных перепелов и утиного паштета, доставленного прямиком с планеты Юэсония. Были здесь и корзины свежайших бриошей, и подносы с тонкими колбасками с планеты Рейхенштат, и все мыслимые фрукты, собранные этим утром в теплицах, протянувшихся вдоль равнины под Ледомом.

Восемнадцатилетний Марцелл еще продолжал расти и потому отличался отменным аппетитом, особенно по утрам.

Но сегодня ему было не до еды.

«Твой отец умер».

Слова деда крутились у него в мозгу, и он никак не мог заставить себя думать о чем-нибудь другом. Хотя и знал, что должен выбросить это из головы. Причем немедленно. Опасные это были слова. Опасные мысли.

Но его ум, похоже, оказался предателем.

Совсем как его отец.

Наконец Марцелл взял себе булочку, намазал ее черничным джемом и, сохраняя самый равнодушный вид, откусил и стал жевать. Он понимал, что проходит очередное испытание. Дед наверняка к нему присматривается, наблюдает, как внук воспринял это известие. Каждая реакция, вплоть до невинного подергивания лицевых мускулов, – все это что-то значит в глазах генерала д’Бонфакона. И тот в своем праве, так что обижаться не приходится. Если Марцелл надеется в следующем году занять место командора, он обязан выглядеть непоколебимым сторонником Режима.

– На заводе аэрокосмической техники выросла производительность труда, – твердо, с прямой спиной докладывал дед. Подняв взгляд от лежавшего на столе телекома на патриарха, он продолжал еженедельный отчет.

«Умер».

Это слово билось в мозгу Марцелла стайкой перепелов, вспугнутых выстрелом одного из старинных охотничьих ружей патриарха.

Он еще раз откусил от булочки и напомнил себе, что должен выглядеть сосредоточенным. Как и пристало будущему командору. Командор Вернэ наверняка никогда не позволяла себе быть рассеянной.

– А вот на текстильной фабрике производительность труда, напротив, упала, – продолжал тем временем его дед.

Патриарх запихнул в рот кусок лососины, утер губы вышитой салфеткой и отложил вилку.

– Отчего же это, генерал? В чем причина?

– Старший мастер ссылается на перебои в поставках титана с планеты Юэсония, задержавшие выпуск пуговиц для министерских мундиров… – начал объяснять генерал, но договорить ему не дали.

– Это недопустимо, – проворчал патриарх. – Мы только затем и способствовали независимости Юэсонии от Альбиона, чтобы его безумная королева не задерживала поставки титана.

Марцелл отметил, как дрогнул подбородок деда под аккуратно подстриженными бакенбардами. Видно, и в его непробиваемой обычно броне нашлась щель. Впрочем, Марцелл знал, что Война за независимость Юэсонии для генерала – больное место. Именно из-за этой войны на совещании сегодня присутствовал Марцелл, а не гораздо более опытная и компетентная командор Вернэ.

Впрочем, дед мгновенно вернул себе обычный облик: сдержанный, но твердый, холодный, но с намеком на любезную улыбку. Марцелл поймал себя на том, что следит за собственным лицом, добиваясь такого же эффекта, такого же бесстрастного взгляда.

Хотелось бы ему научиться выглядеть абсолютно непроницаемым.

– Вы уверены, что это не отговорки? – спросил патриарх, снова взявшись за вилку и раскапывая ею горку паштета. – Возможно, просто рабочие опять разленились?