Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться - Ярослав Андреевич Соколов
Шрифт:
Интервал:
Сергей вернулся в родительский дом, хотя я отчетливо помню вырвавшиеся у него однажды слова: «Сюда я ни при каком раскладе не вернусь». Что называется, никогда не говори никогда. Вернулся. Много воды с тех пор утекло, и еще больше водки. Не стало папы, я с семьей переехала в другую квартиру, и брат остался жить с матушкой. То там поработает, то там, то одно не устраивает, то другое не нравится, то с кем-то опять пособачится. Так и менял постоянно шило на мыло, переходил с одной работы на другую.
Не менялось только одно. Ну, ты понял. Теперь это жалкое подобие человека, мутная тень того Сергея, которым он был раньше. Сейчас он, правда, стал не таким буйным, как прежде. А года три назад периодически делал матери нервы, закатывал скандалы, чаще всего на почве недопития, с диким ором и вышибанием дверей, вплоть до рукоприкладства. Но тогда и запои его были не такими ужасающими, как нынче, не такими глубокими и затяжными. Сейчас же это «катастрофа недели» – то есть неделю он работает, неделю пьет. Тихо, дома, один – просто сидит в своей комнате и пьет литрами. До абсолютно невменяемого состояния, до беспамятства. Вырубится, придет в себя, пожрет – и дальше по новой, в том же темпе.
Скажу честно, порой подумаешь: «Хоть бы ты уже допился наконец, перестал бы мать изводить». Грех, конечно, великий, такие мысли. Но как приедешь к ним, посмотришь – в комнате срач невообразимый, сам хуже бомжа, задохнешься вонью от перегара, пота, табачного дыма по всей квартире, перекинешься волей-неволей парой слов – от родственных чувств, поверь, ни малейшего следа не остается, одна злость.
И говорить с ним об этом абсолютно бесполезно, ничто его не пронимает. Даже микроинсульт после очередного гипертонического криза, когда у него уже рука наполовину отнялась, не заставил Сергея задуматься. «Да я врачам не верю, нет у меня никакого инсульта. Они как увидят у меня давление за 200, сразу в больницу предлагают. А для меня это нормальное».
Я, со своей стороны, конечно, пыталась его всячески увещевать и страху нагнать: «Сам подумай, если вдруг случится еще инсульт и тебя парализует, кто за тобой будет ухаживать и памперсы менять? Одна рука отнялась, хочешь, чтобы обе? Или ноги?» Месяца на два этого страху хватило – старался одним пивом обходиться и руку пытался разрабатывать. Потом опять сорвался, словно ничего не произошло.
– Неужели вы не пробовали поговорить с ним о лечении? – Я с трудом пытался уложить услышанное в голове. – Можно же вывести человека из запоя и подшить на какой-то срок. Я слышал, многим это помогает.
– Ну лет десять я периодически пыталась его уговорить. Абсолютно бесполезно. Все диалоги примерно такого типа: «Зачем мне лечиться, я что, больной?» – «Но ты же не можешь остановиться, ты себя не контролируешь, это и называется зависимостью, это болезнь в натуральном медицинском смысле». – «Нет, я не алкоголик, я же под забором не валяюсь. И я себя всегда контролирую. Хочу – пью, хочу – не пью». – «Ну да, денег на еду и водку нет – не пью. Получил зарплату – ушел в пике. И кто кого контролирует таким образом? Ты зависимость или она тебя?» Словом, классический симптом алкоголизма – отрицание зависимости. Сколько раз предлагала ему зашиться – наотрез отказывается. Аргумент: «А вдруг мне кто-нибудь водку в горло зальет? Я же сразу концы отдам».
– Да, аргумент убийственный. – Я не удержался от усмешки. – Просто шпионские страсти какие-то в лондонском стиле.
– Но представь, однажды он привел действительно убийственный аргумент, на который я не нашлась что ответить. И даже сейчас не знаю, как на это возразить. Наверно, поэтому и езжу к психотерапевту и на собрания группы. Он как-то выдал мне правду-матку: «А зачем мне бросать пить? Может, у меня это единственная радость в жизни и осталась».
Теперь я понимаю, что так оно и есть.
И у многих в рассказах это проскакивает, многие зависимые говорят о внутренней пустоте.
Это может звучать по-разному, косвенно: «Мне скучно», «Мне все время чего-то не хватает», «Я как будто что-то потерял и пытаюсь найти». Но, по сути, все сводится к одному: ощущению абсолютного вакуума внутри себя. И даже не вакуума, а черной дыры в груди, которая засасывает в себя все – весь свет, всю энергию человека – и порождает только тоску вокруг. Это и есть самое страшное, на мой взгляд. Человек испытывает постоянный духовный голод, чаще всего даже не осознавая этого, и, принимая наркотики или алкоголь, именно его и пытается утолить, заполнить вакуум, накормить свою личную черную дыру.
Спаси себя сам. Антон
Рассказ Олеси на меня произвел сильное впечатление, мне показалось, что я всю жизнь знал ее брата, хотя в реальности не был с ним знаком. Я слушал ее и «вспоминал», каким он был в юности, какими способностями наделила его природа: идеальным музыкальным слухом, феноменальной памятью, математическими и аналитическими талантами. Я зримо представлял, как он играет на скрипке, готовится к поступлению в консерваторию, вот за один вечер умудряется прочитать толстенную книгу, запоминая при этом все чуть ли не дословно, вот сочиняет свои первые стихи. И как мало-помалу болезнь начинает все это у человека отнимать, словно на клавиатуре судьбы стала залипать клавиша Delete. Больно и обидно.
Что же касается лечения моего племянника Дениса, то сперва все шло по плану: ему провели детоксикацию, он успешно прошел все назначенные сессии психолога, затем курс реабилитации. Мы все были счастливы этому. Шесть с половиной месяцев Дэн был чистым, все шансы были на то, что ремиссия окажется устойчивой. Тем более неожиданным ударом для нас стал его жесткий и стремительный срыв: ровно через неделю после начала рецидива Денис погиб, упав с балкона восьмого этажа на какой-то разгульной вечеринке.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!