Ограбление казино - Джордж Хиггинс

— Одну можно пойти, — сказал Амато.

— Я и на десять могу сходить, Джон, — сказал Фрэнки. — Я с десяток таких точек знаю, которые могу свернуть. Только потом кто-нибудь, да кто угодно, — отправит минимум восемь ебанутых сольди меня разыскивать.

— Не-а, — ответил Амато. — Раздень эту — и никто, искать тебя даже не станет никто.

— Это еще почему? — спросил Фрэнки.

— Потому что в тот же миг, как это случится, — сказал Амато, — они тут же будут знать, кто это был.

— Почему-то, — сказал Фрэнки, — меня это не утешает, Джон, знаешь?

— Не мы, — ответил Амато. — Не забывай, я знаю, как эти ребята смекают. Они не подумают, им даже в голову не придет, что это можем быть мы — или кто угодно еще. Они на одного навалятся — сразу же, и побегут его найдут, и хлопнут его, и на этом все. А ты, я и этот маленький гондон, если мы его берем в долю, — мы пилим где-то сорок — пятьдесят штук. Как, блядь, два пальца.

— Даже не знаю, как буду кого-то подставлять, — сказал Фрэнки.

— Ты его не подставляешь, — ответил Амато. — Он себя сам уже подставил. Делом рулит Марк Трэттмен. Это у него уже второе. Первое дернули. Сам же Марки дернул.

— А-а, — сказал Фрэнки.

— Своими руками, — продолжал Амато, — и говна там было навалом. Один сюжет там был врач, а у него брат из болони штата, рассвирепел как не знаю что: я вам то, я вам сё, все вокруг бегают, мужику вернуть надо, я не знаю, куска три-четыре, чтоб только заткнулся, поэтому они берут и идут к Трэттмену. А он давай им косить на вольтанутого. И они купились… В общем, все какое-то время кровью ссут, — продолжал Амато, — у них так всегда, если говно по комнате летает. Месяц или около того проходит — и никто никаких катранов не держит, ничего такого, а потом кто-то, по-моему Томми Бейца, кто-то говорит: «Ну нахуй» — и нанимает десяток ребят стоять и присматривать, открывается — и ничего. Все на мельницу этого Тесты смотрят — все равно тихо, и через какое-то время все уже открылись и все счастливы… И вот как-то вечером, — продолжал Амато, — парни тусуются там, затирают себе, по маленькой кепают, и вдруг один говорит: прикол вот какой, говорит, такой кипиш был, все на ушах стояли, а теперь опять вот игра идет, и никто ее раздеть не пытается. Может, ребяток побольше надо было, а? Ну и Марки давай тут ржать. Не устоял, понимаешь. И рассказывает им, что сам свою мельницу и дернул. Взял двух чуваков, они зашли — сам все провернул. Парням по пятерке на рыло, они его знакомые какие-то были, таскали цемент на стройке или еще что-то, а он сорвал себе около тридцатки.

— Повезло, что не усыпили, — сказал Фрэнки.

— Ну, — ответил Амато, — это да. Но Марка надо понимать. Марки всем нравится. Он засранец хоть куда. И глянь только, что обнаружили — только все опять открылись. Что это все он — а катраны позакрывались, всем шаги мерещатся, никому никакие знаки не капают, — тут-то, наверно, его б и порешили. А вот нет. А когда открылось — и что, какого хуя, только и всего, а? Денежки-то не ихние, а коли по новой все не завертится, поскольку клиентура — ты ж их калачом не заманишь, если не будут уверены, что мельница крышуется, а крыша — вот она, срать на нее хотели.

— Сдается мне, больше такого так не будет, — сказал Фрэнки.

— И в этом весь подход, — сказал Амато.

— На что он такой? — спросил Фрэнки.

— Я так прикидываю, — сказал Амато. — Я там бывал дважды. Два раза с тех пор, как откинулся. Как-то вечером с Марки столкнулся — в город вышел поглядеть, что там и как, наткнулся на него, мы с ним выпили по чуть-чуть, и он мне говорит: у меня тут такое, надо бы тебе заскочить. Дважды я заскочил, в общем, оба раза — в среду. У него открыто по средам и пятницам. Сидят те, что по средам приходят, есть такие, что оба вечера бывают, но в основном — туса разная. Не знаю, штук сорок, я бы сказал, летало по комнате в те вечера, когда я заходил. Был один урод в бархатных, блядь, штанах, и у него при себе минимум по пятерке оба вечера. В общем, туда-сюда. И это, конечно, только то, что я видел. В основном у парней, когда в такое место идут, с собой чуть больше, чем тебе готовы показать, — вдруг карта плохая придет, придется как-то выкарабкиваться. В общем, заходишь туда — всех немножко подмаслить надо, все такое, а выйдешь — ну, может, на десятку больше.

— Неплохо, — вставил Фрэнки.

— В общем, эти парни, — продолжал Амато, — я пока там сидел, слышал базар, понимаешь: Марки опять развелся и явно это дело отмечал: пару бланкеток там позвал, чтоб сосали друг у друга, все, в общем, веселятся, а некоторые ребята — они бесятся, их-то не позвали. «Только друзья, никаких клиентов», — говорит. В общем, они на него наехали, а пятничная толпа там тоже была, так они про это и узнали. «Хорошие они клиенты, — говорит Марки, — а хороший клиент — все равно что первый кореш, я так считаю». И мне мысль пришла — в пятницу-то хвороста тут поболе бывает, чем в среду. Поэтому вопрос: когда брать будем? И я думаю — до сих пор думаю: лучше в среду. В пятницу там все другое. На неделе-то поспокойней, а в пятницу-субботу куча народу туда-сюда ходит, поебки там, то и сё, еще об этом, блядь, голова должна болеть: что там у кого-то вечеринка и прочее. И я думаю — не знаю, как бы так прикидываю, может, какие-то ребята с пятницы по средам туда не ходят, такие, которых злить не захочется. В среду-то я никого там не видал с рындой. По-моему, лучше.

— Как дербанить будем? — спросил Фрэнки.

— Треть, — ответил Амато. — Мне треть.

— Высоко берешь, Джон, — сказал Фрэнки.

— За такое — нет, — ответил Амато. — Я знаю, где мельница, и знаю, что это такое. Треть — нормально. Ты — мне все равно, что ты сделаешь. Можешь отморозка этого припрячь или еще кого за пятерку найми. Меня устраивает.

— Тот, кто туда пойдет, получит столько же, сколько я, — сказал Фрэнки.

— Сам решай, — сказал Амато.

— Ты-то не пойдешь, — сказал Фрэнки.

— Не-а, — ответил Амато. — Меня спалят, только я в дверях нарисуюсь. В этот вечер мне нужно быть как можно дальше оттуда, в какой-нибудь толпе — чем больше, чем лучше, чтобы они меня видели. Понимаешь — я потому-то, про тебя потому-то и подумал. Я могу только бризец дать. Сам и близко подойти не могу, а мне нужен чувак, которому можно доверять, кто не скажет мне, у них-де тридцатка, а на самом деле полсотни, и меня наебали, а проверить я никак. Я тут только должен все обмозговать. Мне надо двух ребят, которые все сделают, как я им скажу.

— Хорошо, — сказал Фрэнки. — Пойду. Как насчет Расселла?

— Как? — переспросил Амато.

— Я все равно думаю — вторым должен он быть, — сказал Фрэнки. — Ты с этим как, привык?

— Да мне что пнем об сову, — сказал Амато. — Хоть с Тарзаном иди в этих его плавках, блядь, в крапинку, если заставишь все сделать как надо, мне-то что? Я одного хочу — чтоб все сделали правильно. Главное — две вещи, так? Чтоб у чувака хватка была, а ты говоришь, у него она есть, и чтоб его мои падронес не знали.