В поисках черного золота - Владимир Аверин

Пузырь опустил лицо к пейджеру, висевшему у него на поясе и, прочитав сообщение, внезапно побледнел и поднял на Вадика испуганные глаза. Сейчас у Пузыря был такой же жалкий вид, как вчера ночью.

- Это не он, — негромко произнес Пузырь, глядя на Вадика тревожным взглядом.

— Что значит «не он»?

— Это не мой отец.

— А чей? — Вадик не понимал, из-за чего Пузырь снова разволновался.

— Не знаю чей, но точно не мой.

— Послушай, Пузырь, не говори загадками: он, не он, чей, ничей. Объясни толком, что случилось?

Пузырь отстегнул от пояса кожаный чехол с пейджером и передал его Вадику.

— Прочти сообщение.

— «Витя, не беспокойся, у меня все нормально. Скоро приеду. Папа». — Прочитав две строчки на узком табло пейджера, Вадик пожал плечами и спросил: — Ну и что? Обычное сообщение. Отец просит тебя не беспокоиться. — Вадик положил пейджер на стол и посоветовал Пузырю: — Поешь, а потом поспи. Ты ведь сегодня ночью, наверное, совсем не спал, вот поэтому у тебя котелок и не варит. — Ситников направился к двери, усмехаясь на ходу: — Хм, отец ему пишет, что все в порядке, а он дрожит, как студень. И рожа белая, как простокваша.

— Это сообщение послал не мой отец! Он не мог его послать! — крикнул Пузырь.

— Почему? — оглянулся Вадик. — Там же русским языком написано: «Скоро приеду. Папа». — Для убедительности Ситников размашистым почерком написал указательным пальцем в воздухе слово «папа» и повторил: — Папа! Сечешь? Подпись: «Папа»! А ты говоришь, что сообщение послал не твой отец. Чума!

— Говорю, потому что знаю, — упрямо стоял на своем Пузырь. — Мой отец никогда не называл меня Витей, а я не зову его папой.

— Вот те на, — удивился Ситников. — Как же вы друг к другу обращаетесь? «Эй», «слышь, ты» или «кис-кис»?

— Я зову отца батей, а он меня Аликом.

Ситников вернулся и сел на диван.

— Алик? Ничего не понимаю, — наморщив лоб, сказал он. — Когда ты успел стать Аликом, ведь ты всегда был Витей?

— Это смотря для кого. Вообще-то я Виталий, но незнакомым людям представляюсь Витей, потому что «Виталий» звучит как-то по- взрослому, будто я уже тридцатилетний старик. «Виталик» — это совсем детское имя, а «Витя» — ни то ни се, как раз то что надо. Для приятелей я — Пузырь, для знакомых — Витя, а для родителей — Алик. Въезжаешь?

— Не совсем. — Вадик растерялся, узнав, что его друг, которого он всю жизнь звал Витей или Пузырем, носит непривычное имя Алик. Наверное, такое же чувство испытал бы Мюллер, если бы к нему пришел Штирлиц и между прочим заявил: «А вы знаете, штандартенфюрер, что моя фамилия не Штирлиц, а Исаев. Да, да, не удивляйтесь, в этом нет ничего особенного. Для одних я Штирлиц, для других Исаев, для третьих Юстас, а вообше-то я киноактер Вячеслав Тихонов». — И все-таки, почему Алик? — спросил Ситников.

— Потому что Виталий — это и Виталик, и Витя, и Алик, — терпеливо объяснил Пузырь. — А что ты удивляешься? В нашем классе учатся три Аси и у всех разные имена: Александра, Таисия и Анастасия. А Славку Кораблева помнишь? Я только в шестом классе узнал, что он Вячеслав.

— Кем же еще он может быть?

— Да хоть кем! Ведь Слава — это Станислав, Вячеслав, Ярослав, Владислав, Ростислав, Бронислав, Святослав… Короче, мой батя не мог в своем сообщении написать «Витя» и подписаться «папа». Это все равно, что твой отец назовет тебя не Вадиком, а Диком или просто Ва. — Пузырь взял со стола пейджер и потряс им перед носом приятеля: — Поэтому я тебе и долблю, что это сообщение послал не мой отец.

— А кто?

— Тот, кто зовет меня Витей и знает номер моего пейджера.

— Родители исключаются, приятели тоже. Значит, остаются твои знакомые, — предложил Вадик, подхватив нить рассуждений Пузыря.

— Или знакомые моего отца, ведь для них я тоже Витя, — добавил Пузырь и снова побледнел. — Ты понимаешь, чем это пахнет?

— Понимаю, — кивнул Вадик. — Кто-то водит тебя за нос, хочет внушить, что с твоим отцом полный порядок. Тебя пытаются успокоить, чтобы ты не поднимал шума и не обращался в милицию.

— Это значит, что на самом деле батю похитили, да? — спросил Пузырь дрогнувшим голосом.

Вадик пожал плечами.

— Тогда я совсем запутался! Чего они добиваются?! — воскликнул Пузыренко. — Если батю похитили, то зачем похитители присылают на мой пейджер эти чумовые сообщения?! Они должны позвонить и назвать свои условия! Ведь если через три для отец не объявится, я пойду в милицию и обо всем расскажу! Зачем они теряют время?

Вадик не ответил. Несколько секунд он молча, ссутулившись сидел на диване, положив руки на колени и скрестив пальцы. Он думал.

— А что если они не «теряют» время? — предположил он после недолгого молчания.

— Как это?

— Что, если они не «теряют», а тянут время, посылая тебе эти сообщения? Ведь они не догадываются, что ты раскрыл их обман, и дальше будут внушать тебе, что твой отец в полном порядке.

— Зачем?

— Чтобы ты какое-то время не ходил в милицию, а они бы за это время успели обтяпать свои делишки.

— Какие делишки?

— Откуда я знаю? Я просто рассуждаю.

— Нет, — подумав, сказал Пузырь. — Твои рассуждения — полная лабуда. Ты забыл про телефон. Похитители могут присылать мне сообщения на пейджер, но они не смогут подделать батин голос, не смогут заставить его позвонить мне. А если он мне не позвонит, то все их сообщения — ноль, они ничего не стоят, потому что я этим сообщениям не верю.

— Ой, да брось ты накручивать, — махнул рукой Вадик.