Макулатура - Чарльз Буковски

— Говнюк! — сказал он. — Знаешь что мы делаем с такими засранцами?

— Да уж как не знать.

— Смотри, какой умный засранец! — сказал низенький.

— Спокойно, Луи, — сказал высокий, — у кого-нибудь может оказаться видеокамера. Тут не место.

— Терпеть не могу умных, Билл!

— Мы его оформим, Луис. Оформим по всем правилам, но попозже.

Я был прижат к капоту. Автомобили на шоссе притормаживали. Зеваки глазели.

— Кончайте, ребята, — сказал я, — из-за нас затор на шоссе.

— Ты думаешь, нам не насрать? — спросил Билл.

— Ты угрожал нам, ты бежал к нам и лез рукой за пояс! — завопил Луи.

— Я полез за бумажником. Я хотел показать вам удостоверение.

Я детектив с лос-анджелесской лицензией. Я вел наблюдение за подозреваемым. Луи выпустил мою руку из мертвого захвата.

— Встань.

— Сейчас.

— А теперь медленно достань бумажник и вынь водительские права.

Я вручил ему сложенный листок.

— Это что еще такое? — спросил он. И вернул мне. — Разверни и отдай обратно.

Я развернул и сказал:

— Это как бы временные права. Старые у меня забрали — я не пересдал экзамен, письменный. А с этими я могу ездить в течение недели, до следующего экзамена.

— Ты что же, экзамен не сдал?

— Да.

— Слышишь, Билл, этот урод не мог сдать на права!

— Ну? Правда?

— Голова была занята другим…

— Похоже, она у тебя ничем не занята, — фыркнул Луи.

— Ну смех, — сказал Билл.

— И ты, значит, зарегистрированный детектив? — спросил Луи.

— Да.

— Не верится.

— Я преследовал подозреваемого, когда вы меня остановили. Еще чуть-чуть, и я бы взял ее за жопу.

Я вручил Луи фотографию.

— Мама родная! — сказал он. Он уставился на карточку. Фотография была в рост. Синди была в мини и в открытой блузке, очень открытой.

— Эй, Билл, глянь-ка!

— Я сидел у ней на хвосте, Билл, еще чуть-чуть, и я бы взял ее за жопу.

Билл не сводил глаз с карточки.

— Ух-х, ух-х, ух-х, — твердил он.

— Верните мне фотографию. Вещественное доказательство.

— А, ну конечно, — сказал он и с неохотой отдал.

— И все-таки мы должны тебя оформить, — сказал Луи.

— Но не оформим, — сказал Билл, — запишем, что ты ехал 75, хотя ты ехал 80. Но фотографию мы должны изъять.

— Что?

— Не слышал?

— Но это вымогательство! — сказал я.

Билл дотронулся до револьвера.

— Что ты сказал?

— Я сказал — лады.

Я вернул фотографию Биллу. Он стал выписывать квитанцию. Я стоял и ждал. Он дал мне квитанцию.

— Распишись.

Я расписался.

Он вырвал ее и вручил мне.

— Уплатить в течение десяти дней. А если не признаешь себя виновным, явишься в суд в указанный день.

— Благодарю вас, сэр.

— И езжай осторожно, — сказал Луи.

— И ты тоже, приятель.

— Что?

— Я сказал — хорошо.

Они пошли к своей машине. Я пошел к своей. Влез, завел мотор. Они продолжали сидеть. Я вырулил на полотно и поехал, держа 60.

Синди, думал я, ты мне за это заплатишь! Я тебя так прищучу, как никто тебя не прищучивал!

Доехав до поворота на Портовое шоссе, я свернул и поехал по 110-му, сам на знаю зачем.

Я проехал по Портовому шоссе до конца. Это был Сан-Педро. Я проехал по Гаффи, свернул налево на 7-ю, проехал несколько кварталов, свернул направо на Пасифик, проехал еще, увидел бар «Питейный кабанчик», остановил машину, вошел. Внутри было темно.

Телевизор не работал. Бармен был старше лет восьмидесяти, весь белый — белые волосы, белая кожа, белые губы. И сидели еще два старика, белые как мел. Как будто из всех троих выпустили кровь. Они напомнили мне высушенных мух в паутине. Напитков видно не было.

Никто не шевелился. Белое безмолвие.

Я стоял в дверях и смотрел на них. Наконец бармен издал звук;

— А?..

— Тут никто не видел Синди, Селина или Красного Воробья? — спросил я.

Она только глядели на меня. Губы одного из посетителей сложились в маленькое мокренькое «о». Он пытался заговорить. Второй посетитель опустил руку и почесал яйца. Или то место, где они когда-то были. Бармен остался недвижим. Он напоминал фигуру, вырезанную из картона. И старую. Я вдруг почувствовал себя молодым.

Я прошел вперед и сел на табурет.

— Что-нибудь выпить найдется? — спросил я.

— А… — сказал бармен.

— Водка — «Севен ап», лимона не надо.

А теперь выкиньте на помойку четыре с половиной минуты и забудьте о них. Вот сколько потребовалось бармену, чтобы принести мне стакан.

— Благодарю, — сказал я, — и, пожалуйста, сделай еще один, раз уж ты начал двигаться.

Я врезал. Оказалось неплохо. Он, видно, набил руку.

Два старикана сидели и глядели.

— Хороший денек, а, парни? — спросил я.

Они не ответили. У меня возникло такое чувство, что они не дышат. Или мертвых не положено хоронить?

— Слушайте, парни, когда кто-нибудь из вас в последний раз стянул трусики с женщины?

Один из стариков отозвался:

— Xe-xe-xe-xе!

— А-а, вчера ночью?

— Хе-хе-хе-хе!

— Понравилось?

— Хе-хе-хе-хе!

У меня испортилось настроение. Жизнь моя уходит псу под хвост. Мне нужно что-то — сверкание огней, блеск, что-нибудь эдакое, черт возьми. А я тут толкую с покойниками. Я прикончил первый стакан. Второй уже был готов. В дверь вошли двое, с чулками на лицах. Я осушил второй стакан.

— ТИХО! БЕЗ ГЛУПОСТЕЙ! БУМАЖНИКИ, КОЛЬЦА И ЧАСЫ — НА СТОЙКУ! ЖИВО! — выкрикнул один.

Второй перемахнул через стойку и подбежал к кассе. Ударил по ней кулаком.