Не изменяй любви - Эмили Роуз

— Да, — с трудом справляясь с собственным голосом, ответила Лесли. От волнения и радости ноги ее стали ватными, и она оперлась рукой о стол, чтобы не упасть. — Слышу, говорите!

— Хорошо. Он сейчас в палате 411. Я вам еще позвоню.

— Доктор, подождите, — быстро сказала Лесли. — С ним можно поговорить?

Тот ответил не сразу, а когда ответил, приветливости в его голосе как не бывало.

— Мисс Стиворт, — обычным, сугубо официальным тоном обратился к ней доктор. — Я говорю из палаты Даниэля. Он спрашивает, нет ли с вами его сестры. Он хотел бы поговорить с ней.

Почувствовав боль в сердце, Лесли похолодела. Отказ был ясен и недвусмыслен. С ней Даниэль говорить не желал. Что ж, обижаться ей не на что. Миранда была его сестрой, и сейчас ей необходимо было услышать слова поддержки от брата, оставшегося в живых. Но Боже, если бы он знал, как эти слова поддержки были необходим сейчас и ей, Лесли!

— Мисс Стиворт? — нетерпеливо переспросил доктор Флетчер.

Лесли протянула трубку девочке.

— Это Даниэль, — не узнавая собственного голоса, сказала она. — Ему лучше.

Ночью несколько раз принимался идти дождь, и, хотя утром из-за туч показалось солнце, воздух был насыщен влагой, а раскисшая земля прилипала к подошвам участников траурной процессии, бредущих по кладбищу к семейному склепу Винтеров.

Вначале Лесли была удивлена тем, как много людей, несмотря на отвратительную погоду, пришли проститься с человеком, к которому — она знала это наверняка — при жизни не испытывали никаких теплых чувств. Но вскоре она поняла: большинство просто соблюдали приличия. Кроме того, им было ужасно интересно.

— Я вам точно говорю, — донесся до нее чей-то возбужденный шепот, — она была не в его машине. Она была в машине Даниэля.

Лесли поскользнулась на мокрой траве и, чтобы не упасть, схватилась за крыло печального ангела, стоявшего на ближайшей могиле. Мрамор был холодным и скользким от покрывавшего его лишайника. Не показав виду, что она все слышала, Лесли спрятала испачканную ладонь в карман и двинулась дальше.

Впереди процессии, держась за руку какой-то дальней родственницы, шла Миранда. Она была единственной, кто плакал. Лесли понимала, что окружающие ждут слез и от нее, несчастной невесты, так трагически потерявшей жениха, но поделать с собой ничего не могла. Внутри она чувствовала ледяной холод, и слезы, если у нее и были какие-то слезы, замерзнув, превратились в ледышки.

Наконец все остановились в тени склепа. Запах мокрой земли и преющих прошлогодних листьев был настолько сильным, что у Лесли на мгновение закружилась голова. Она отступила назад и несколько раз глубоко вздохнула. Здесь деревья не загораживали солнце, а сильный ветер относил в сторону монотонное бормотание священника.

Склеп Винтеров не производил особого впечатления. Он чем-то напоминал кукольный домик: ослепительно-белый параллелепипед, точно такой же, как все остальные мраморные строения, расположившиеся на этом склоне холма. Единственное отличие заключалось в том, что его дверь сейчас была широко открыта.

— Он бы, наверное, сказал, что склеп для него недостаточно величествен, правда? — Низкий, с хрипотцой, голос, прозвучавший возле самого уха, заставил Лесли повернуться к человеку, незаметно подошедшему к ней сзади.

— Папа! — Она испуганно схватила его за руку. Раскрасневшаяся от ветра широкая ирландская физиономия отца выглядела на редкость неуместно среди бледных, полных притворной скорби лиц собравшихся. — Что ты здесь делаешь?

— То же, что и все прочие, как я понимаю. — Джек Стиворт с ухмылкой огляделся по сторонам. — Праздную.

Лесли предостерегающе сжала его ладонь.

— Тише, папа! Тише! Нельзя так говорить. Это жестоко!

— Жестоко? — осклабился Джек. — Как раз под стать характеру покойничка!

Впрочем, сказал он это все же на полтона тише и на некоторое время замолчал, рассматривая окружающих все с той же циничной усмешкой.

Однако, когда священник перешел к восхвалению богоугодных деяний и несравненных человеческих качеств усопшего, Джек негромко, но выразительно фыркнул.

— Бедный святой отец! Пытается сказать что-то хорошее о Симоне Винтере, который за всю свою черную жизнь не сделал ни одного доброго дела…

— Папа! — в ужасе попыталась остановить его Лесли.

— А что? Это чистая правда, — невозмутимо продолжал тот. — Я всегда знал, что он плохо кончит. Только боялся, что это случится слишком поздно. Слава Богу, небеса вмешались вовремя.

— Хватит! — От ужаса Лесли почувствовала легкую тошноту. Она знала, как отец ненавидит Симона, но говорить такое здесь…

Священник умолк, и присутствующие разбились на небольшие, оживленно перешептывающиеся группки. Лесли отвела отца подальше и, повернувшись спиной к остальным, чтобы не было видно ее лица, яростно заговорила:

— Отец, я знаю, как ты относился к Симону. Но вспомни: Миранда и Даниэль потеряли родного брата. Каким бы ни был Симон, они его любили. У них горе, они скорбят. Неужели ты такой самодовольный эгоист, что не понимаешь этого? — Она тяжело перевела дыхание. — Наши с тобой проблемы — это наши проблемы. А сейчас хоронят одного из Винтеров. Уважай их чувства или уходи.

Лесли сама испугалась голоса, каким выпалила все это. Глядя дна покрасневшего, явно шокированного таким напором отца, она вдруг почувствовала себя виноватой перед ним. Ведь если быть честной перед самой собой, его слова в определенной мере перекликались с ее собственными чувствами. В глубине души она сама испытывала неописуемое облегчение от того, что обрела свободу, что ей уже не придется стать женой Симона Винтера, от того, что перед ее отцом перестала маячить угроза тюрьмы.

— Прости, папа. Я не хотела, чтобы это прозвучало так резко.

— Это ты меня прости, дочь. — Он ласково дотронулся до ее щеки своей огромной теплой ладонью. — Ты же знаешь, что я думал о вашей помолвке. А я знаю, как ты к нему относилась. Виноват во всем был только я. — Его бледно-голубые глаза затуманились от слез. — Я все время пытался найти выход для нас обоих и ничего не мог придумать.

На секунду сердце Лесли наполнилось чувством острой жалости к отцу, но только на секунду. Он не мог найти выход! А как насчет того, чтобы понести заслуженную ответственность за содеянное? Не он ли позволил Симону заявить в полицию об исчезнувших деньгах компании, которые он — Джек Стиворт — проиграл на скачках, в карты и еще Бог знает где? Каким отцом нужно было быть, чтобы позволить дочери расплачиваться за собственные долги?

Никчемным отцом. Эта мысль не сейчас пришла ей в голову, она уже давно с ней свыклась.

— Все в порядке, папа. — Лесли положила свою руку поверх его руки. — Все образуется. Просто не надо говорить здесь то, что ты сейчас говорил.

— О Лесли, девочка моя, мне так неприятно чувствовать себя беспомощным, бесполезным стариком.