Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика - Вильгельм Йонен

В середине фильма дежурный офицер приоткрыл дверь и приказал:

— Первая волна — боевая готовность. Кинопроектор тут же выключили, экипажи сели в автобус, который должен был отвезти их к самолетам. Слава богу, в Венло нам не требовались ни спасательные жилеты, ни резиновые лодки. Старший техник доложил, что мой «Фриц Людвиг» подготовлен к полету, и помог мне пристегнуть парашют. Моторы были готовы к холодному старту, поэтому обращаться с ними требовалось особенно осторожно. Некоторое количество бензина смешивалось с сырой нефтью, что служило хорошей смазкой при запуске моторов и позволяло обходиться без прогревания. Но в этом случае необходимо было взлетать немедленно, так как через пять минут раскалившиеся двигатели испаряли бензин и наступал критический момент, когда нефть еще не достигла достаточно высокой температуры, а бензин уже испарился. Этот критический момент ни в коем случае не должен был совпасть с максимальной нагрузкой двигателя, особенно при старте, потому что из-за недостаточной смазки износятся поршни и двигатель выйдет из строя. При нормальной (крейсерской) скорости критический момент не разрушает мотор. Мы с Ризопом подготовились к взлету и, помня о расчетной высоте в 17 000 футов, надели кислородные маски. На высоте в 13 000 футов физические реакции и скорость мышления замедляются, а при крутом наборе высоты, начиная с этой точки, человек не выживет без кислорода. На высоте в 17 000 футов две минуты без кислорода означают неминуемую смерть.

Мы надели маски заранее по простой причине: в воздухе эта процедура всегда вызывает проблемы, а сейчас у нас было достаточно времени на подготовку. Мои товарищи также сидели в своих самолетах, и я время от времени замечал вспышки карманных фонариков. Над головой раскинулся изумительный звездный небесный купол… Папаша Хиттген в своей роли штурмана наведения давал нам радиоурок астрономии с многозначительными комментариями. Он знал, как поддержать в экипажах хорошее настроение и снять нервное напряжение ожидания. Отдавая приказ на взлет, он прощался с каждым экипажем словами: «Возвращайтесь, я жду вас». В ту ночь меня ему пришлось ждать долго. Как рассказали потом мои товарищи, он не переставал надеяться, что я вернусь, и делал все, что было в его силах, чтобы помочь мне найти аэродром. Он не сдавался, пока не узнал, что меня сбили. Естественно, все его мастерство не пригодилось.

Британцы не спешили. Часы на моей приборной панели показывали 21.30. Мне вдруг захотелось позвонить родителям. В Венло была прямая связь с Дуйсбургом, и через них я легко мог связаться с Хомбергом. Разумеется, это было строжайше запрещено, но в тот момент, решив не упускать шанс, я выскочил из самолета и побежал к командному грузовику.

Папаша Хиттген, руководивший операцией, ошарашенно уставился на меня.

— Ты что, Йонен, свихнулся? А если командир узнает? Что ты здесь делаешь? У тебя мандраж или что? Доктор Зике, — обратился он к врачу, — дайте Йонену бромид.

Не прерывая его болтовни, я связался с Вольфсбургом. В трубке раздался треск, и мои родители ответили. Хиттген таращился на меня так, словно я с луны свалился, но не успел он снова открыть рот, как я уже бежал обратно к самолету. Часы показывали 21.45, когда Хиттген отправил первую волну на боевые действия над Голландией. Строй британских бомбардировщиков, сомкнувшийся к востоку от Лондона над устьем Темзы, уже летел прямым курсом к Руру и находился к западу от Флашинга над островом Валхерен. Мои товарищи взлетали с короткими интервалами. Рев моторов, дождь искр, падающий на взлетную полосу, и очередной темный силуэт быстро исчезает над горизонтом. В 21.55 я услышал высоко в небе гул быстроходного английского самолета, предположительно, самолета наведения, и отдаленный рев сирен воздушной тревоги. В 22.00 я еще не получил приказа к взлету. Нетерпение и нервозность постепенно овладевали мною. Наконец в 22.02 я услышал:

— Лейтенант Йонен на взлет!

Взревели инерционные стартеры, неуклюже повернулись лопасти пропеллеров, и вскоре заработали оба мотора.

— Хорошей охоты! — крикнул мой техник, закрывая фонарь кабины, и я покатил к месту старта.

В 22.03 я уже был в воздухе.

Всего двадцать минут спустя я достиг заданной высоты в 17 000 футов и сделал круг над маяком к западу от Везеля. Звезды на величественном небосводе казались очень близкими, ночь была на удивление светлой. Создавалось впечатление мира и безмятежности. На такой высоте человек чувствует бесконечность космоса и свою собственную незначительность. Где-то далеко внизу в темноте скрывались земля и люди, которых я должен защитить от грозной опасности. Тут и там мелькали кровавые отблески выхлопных газов, которые сейчас, когда враг приближается, необходимо подавить. Вдруг вспыхнули и начали свою игру в небе прожекторы, вспыхнули и тут же погасли. Даже на такой высоте я почувствовал нервозность людей, ожидавших внизу нападения. С юга на север протянулась широкая блестящая серая лента — Рейн, первый ориентир для британцев. Земля словно затаилась перед смертельной опасностью с воздуха, готовая в любой момент завопить от страха и отчаяния. Первые осветительные ракеты залили пейзаж призрачным светом: британцы искали свои цели.

На высоте 1500 футов раскрыли парашюты осветительные бомбы и, покачиваясь, медленно поплыли к земле. На томми обрушился ураган: сотни прожекторов вспыхнули, указывая тонкими световыми лучами на вражеских бомбардировщиков. Заговорили тысячи зенитных орудий, образовав заградительный вал вокруг Рура. Однако британский «церемониймейстер» невозмутимо летел вперед, сбрасывая так называемые «рождественские елки». Осветительные бомбы висели на парашютах, как гроздья винограда. По моим наблюдениям, вероятной целью налета был Дуйсбург. Наземный пост наведения доложил о первых успехах моих коллег над Голландией. Две победы с интервалом в восемь минут у командира отряда гауптмана Штрайба. Тем временем «церемониймейстер» нашел цель и дал залп красными, зелеными и белыми ракетами. Небо стало похожим на рождественскую елку. В их резком свете цель — сооружения гавани Дуйсбурга-Рурорта оказались как на ладони.

Он сделал свою работу, и началось светопреставление. Зенитки продолжали непрерывно стрелять по приближающимся бомбардировщикам. Снаряды с грохотом рвались на высоте от 1200 до 1500 футов. Томми расходились по целям на разной высоте, обеспечивая свою безопасность, но вот передовые машины попали в безжалостные перекрестья прожекторных лучей, и их серебристые фюзеляжи засверкали на фоне темного ночного неба. Зенитки не собирались выпускать добычу из своих когтей. Судьба их была решена. Через несколько секунд, понадобившихся зенитчикам на уточнение высоты полета, направления и скорости, раздался новый залп и первый бомбардировщик рухнул на землю. Еще мгновение, и еще три, четыре, пять британских самолетов загораются в воздухе и кометами падают вниз.

Я так увлекся этим грандиозным спектаклем, что вздрогнул, услышав зов наземного поста наведения:

— «Орел» — «Канюку-10». Дайте опознавательный сигнал. Курс 130 градусов. Держитесь заданной высоты. Восемьдесят самолетов противника над Дуйсбургом. Передаем вас Вольфсбургу. Конец передачи. Отбой.

Я проверил двигатели и навигационные огни. Все в порядке. Ризоп вызвал Вольфсбург: