В кругу семьи. Смерть Иезавели - Кристианна Брэнд

– Пета, Клэр, идите и принесите из буфетной стаканы. Наш гость не должен испытывать неудобства.

Тем не менее Стивен его испытывал и весьма остро. Однако Эдвард вскоре очнулся и, задав не слишком оригинальный вопрос о своем местонахождении, с отменным самообладанием воспринял известие, что он по-прежнему в гостиной свонсуотерского дома. Оказавшись в центре всеобщего внимания, он сообщил, что чувствует себя прекрасно и не прочь перекусить.

– И не помешало бы выпить стаканчик хереса, – добавил он.

– Ну, уж нет, – возразил Филип. – Какой может быть херес? Это просто глупо.

Но Эдвард упрямо закусил губу.

– Пусть мальчик немного выпьет, – прошептала Белла, опасаясь нового приступа. – Это не повредит, врачи говорят, ему лучше не перечить.

– Вздор, – отрезал Филип, ища взглядом кувшин с водой.

Наполнив из него шприц, он подошел к окну и тонкой дугой выпустил воду.

– Ой, простите, Бро, я вас чуть не окатил. Не знал, что вы здесь. – Попавшая на уступ вода моментально высохла на солнце. Филип вытер иглу. – Нет, Эдвард, после такого приступа алкоголь тебе противопоказан, так что молчи и не выступай! Белла просто разум потеряла, чтобы разрешать тебе такое.

Белла упрямо поджала красивые губы.

– В конце концов, это мой внук, Филип! Я его вырастила и все про него знаю! Ты ведь не специалист в этой области, правда? Ты же не психиатр. И представления не имеешь о психоанализе.

– Нет, конечно, – согласился Филип. – Я не австрийский еврей, с невероятными трудностями сбежавший от ужасов немецкого концлагеря, как же я могу разбираться в психопатиях? Но даже рядовой врач общей практики может иметь скромные представления об уместности алкоголя после потери сознания, и я не допущу, чтобы Эдвард пил. – Открыв сумку, он убрал шприц и, несколько смущенный своей резкостью, добавил: – Кстати, я привез деду адренол.

В сумке лежала коробочка с шестью обернутыми ватой ампулами.

– Посмотрите сюда. Одна ампула при каждом сердечном приступе – просто дайте ему выпить. И не увлекайтесь: только одна ампула – и не больше. Белла, доктор показал тебе, как это делать?

Белла все еще была раздражена.

– Да, он мне все рассказал и показал, и Бро тоже, на случай если Ричарду станет плохо в саду. Так что, Филип, обойдемся без твоих указаний. И потом вряд ли стоит об этом говорить в присутствии твоего деда!

– Чепуха! – возразил сэр Ричард. – Я же заинтересованное лицо! Ты, Белла, лучше держи эти штуки на видном месте, да так, чтобы все об этом знали.

Однако его выводила из себя сама мысль, что он болен и над ним трясутся, как над какой-нибудь хворой дамочкой.

– Оба мы хороши, Эдвард, – один в обморок падает, другой за сердце хватается!

Старуха, столь древняя и трясущаяся, что ее признали негодной даже для ненасытной утробы завода по производству снарядов в Геронсфорде (разве что в качестве начинки, как заметила Элен), скрипучим голосом объявила, что обед уже на столе, мадам, и она просит разделаться с ним побыстрее, потому как они с миссис Бро хотят пойти домой – так в 1944 году приглашали на некогда столь изысканные обеды Беллы. Эдвард настоял на своем присутствии за столом, и день, столь неприятно начавшийся, продолжился столь же катастрофично, так что, казалось, даже Серафита, взиравшая с холста на свое неуживчивое семейство, помрачнела и нахмурила брови. Белла высокомерно замкнулась в себе, будучи в полной уверенности, что если бы не ее прежний позор, Филип не посмел бы обращаться с ней столь пренебрежительно, как сегодня в гостиной. Филип с Элен были в полном смятении, поскольку гостеприимство в Свонсуотере не простиралось столь далеко, чтобы предоставить им отдельные комнаты, а колкости Элен по поводу их вынужденной близости и вовсе приводили мужа в бешенство. Элен, раздавленная происшедшим, пыталась скрыть свое унижение под маской насмешливости, а Клэр, вся во власти иллюзий, убеждала себя, что Филип принадлежит ей по праву взаимной любви, поэтому все остальное не имеет значения, тем более что Элен не слишком огорчена. Эдвард был чрезвычайно взволнован своим обмороком в гостиной и непрерывно болтал о сбывшихся прогнозах доктора Гартмана, а Пета так старалась выглядеть естественно и непринужденно, что ее жеманство выходило за всякие рамки. Стивен, умиравший от любви, тем не менее был не настолько слеп, чтобы не видеть, что его любимая ведет себя как последняя дуреха. Сэр Ричард сидел, насупив брови, и его голос звучал, как раскаты грома, предвещающие грозу.

– Не знаю, зачем вообще мужчины женятся и заводят детей! Что за радость такая? Дети вырастают и покидают родительский дом, или их убивают на войне, которая никому не приносит пользы, а только готовит почву для следующей; внуки же – это вообще существа из другого мира. Вы только взгляните на Пету: раскрашивает свое хорошенькое личико, отрастила ногти и окунает их в бычью кровь…

– Почему в бычью? – оторопела Пета.

– …или вот Клэр – изуродовала все руки, печатая на машинке, как какой-нибудь писака из газетенки на Флит-стрит.

– Там прекрасные редакции, уверяю тебя. Все по последнему слову техники, начиная от освещения и кончая воздухом.

– А Филип уже пять лет женат, а произвел всего-то одного хилого ребенка!

– Вы так говорите, будто я племенной жеребец, – заметил Филип.

– Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, – изрекла Белла. – «Война и мир».

– «Анна Каренина», – быстро поправил ее Филип.

– Женщина и ум – понятия несовместимые, мои дорогие дети, – процитировала Пета Серафиту, подражая ее забавному французскому акценту.

– Никогда не женись, Стивен, мальчик мой, – заявил сэр Ричард, игнорируя все замечания, и сердито положил себе жареных сосисок. – Если хочешь быть счастлив, послушай мой совет: не женись и не заводи детей.

Элен возмутил отзыв сэра Ричарда о ее единственном чаде.

– Судя по опыту сэра Ричарда, две не всегда лучше, чем одна!

На этот предмет в семье всегда подшучивали, но Элен была человеком со стороны, да к тому же сказала это вполне серьезно и без симпатии.

– Как ты смеешь, Элен, так неуважительно говорить о дедушке Филипа? – взвилась Белла.

– А как он смеет так неуважительно говорить о моем ребенке? Она вовсе не хилая. Для полутора лет она очень даже рослая.

– Мне наплевать на то, сколько весит твоя дочка! – завопил сэр Ричард, накидываясь на сосиски, словно те были его врагами. – Я что, должен разбираться во всех этих весах и размерах? Просто я считаю, что одного ребенка недостаточно. У нас каждый день убивают мужчин, уровень рождаемости продолжает падать.

– Наоборот, дедушка, с начала войны уровень рождаемости даже вырос.

– Привет Америке! – улыбнулся Филип.

– Да здравствуют незаконнорожденные дети! – провозгласила Пета.