Кровавое безумие Восточного фронта - Хельмут Нойенбуш

А утром, когда канонада немного утихла, я получил от Шписа приказ забрать кухню 12-й батареи. И после обеда я на двух лошадях прибыл в расположение 12-й батареи. Она находилась метрах в 200 от нас. У кухни меня накормили и еще дали с собой хлеба и консервов. Я знал, что вечером предстоит прорываться. И уже сейчас мне было не по себе.

Повсюду чувствовалась нервозность. Раненых спешно укладывали на телеги. Не транспортабельных просто бросали. С ними оставались двое врачей, которые должны были передать их русским. Мне показалось, что эти люди были обречены на гибель. Да и вообще, что это значит? Ведь даже если тебя тяжелораненого немедленно отправить в госпиталь, шансы выжить так и так мизерные. И вот этих несчастных обрекали на медленную и мучительную смерть. Сегодня, разумеется, трудно представить себе нечто подобное.

По левую сторону дороги я заметил два вполне исправных штурмовых орудия из подразделения СС. Это отчего-то прибавило мне уверенности. Может, все-таки удастся выскочить, мелькнула у меня тогда мысль.

Все началось 16 февраля. День тот тянулся невыносимо. Мы понимали, что для многих он станет последним. Подготовка шла полным ходом. Наконец стемнело. В 22 часа мы были готовы выступить. Предстояло с боем прорываться через линию обороны русских. Перед этим нам было приказано вести себя тихо, ни в коем случае не курить и вообще как можно дольше оставаться незамеченными. Но русские — не дураки, они отлично понимали, в чем дело. Мы ведь не один день проторчали в кольце окружения, за нами наблюдали, нас не раз атаковали, и потом — как это 50 ООО человек, пусть даже с легким вооружением, можно незаметно протащить через оборонительные позиции неприятеля?

Колонны тронулись. И для меня и моей запряженной лошадьми повозки началась смертельная игра. Над нами то и дело свистели снаряды, разрывавшиеся где-то в хвосте колонны и уносившие жизни солдат. Путь дивизии проходил через село Звенигородка. Вот там был самый настоящий ад. Узкие улицы подвергались обстрелу русских, проехать было совершенно невозможно. Повсюду были разбросаны обломки орудий, тут и там торчали разрушенные стены хат. И разрывы снарядов, разрывы, разрывы… Саперы пытались привести в порядок поврежденный мост, который нашей колонне предстояло миновать. Но огонь врага становился интенсивнее, снаряды ложились все гуще, в воздухе свистели раскаленные осколки стали, кроившие людей на куски. Взрывающиеся грузовики, крики, призывы о помощи — одним словом, паника, хаос. Продвижение застопорилось. Я со своей кухней пока что оставался целехонек и медленно, но упорно продвигался дальше, время от времени пережидая обстрел за чудом сохранившейся стеной. Единственным спасением было продвигаться вперед и только вперед.

Не понимаю, как мне это удалось, но я все же сумел выбраться из этой деревни, которую снаряды едва ли не сровняли с землей.

Мы выехали в поле — повсюду, куда ни глянь, перепаханные поля, луга и грязь, жуткая, промерзшая грязь. Не видно ни зги, на небе ни звездочки, ледяной ветер, вскоре перешедший в снежный буран. По-прежнему гремели разрывы снарядов. Но я, ни о чем не думая, продвигался вперед. Можно без всякого преувеличения сказать, что все мы в ту ночь совершили экскурсию в преисподнюю.

Небо постепенно светлело. В отдалении я различил небольшой подъем, а на нем, к своему ужасу, поджидавшие нас русские танки. Стало быть, нашей 3-й танковой дивизии не удалось прорвать кольцо окружения снаружи, в чем нас наперебой уверяли.

Внезапно танки открыли по нам ужасающий огонь. Вокруг чистое поле, укрыться негде совершенно. И снова кошмарные сцены. Солдаты, побросав все, что мешало, бросились вперед. Бросали все, даже повозки с ранеными — им наверняка было суждено оказаться под гусеницами русских танков. В этом бедламе каждый думал только о себе, ни о какой взаимовыручке и речи не было.

Когда я на своей повозке добрался до возвышенности, рядом со мной жутко грохнуло, а мою шедшую справа лошадку неведомая сила приподняла вверх и отшвырнула в сторону. В нас угодил танковый снаряд, полевую кухню разбило всмятку. На мое счастье, я сидел на другой лошади, та от испуга шарахнулась, но я успел все-таки соскочить на землю. Пробежав несколько метров, ткнулся лицом в снег и долго лежал, трясясь от ужаса и холода. В любую минуту можно было ожидать смертельного попадания. Я было подумал распрячь уцелевшую лошадь и продолжить путь верхом, но земля вокруг вздымалась от разрывов снарядов. Нет, нельзя, подумал я, слишком велик риск. Поднявшись, я решил последовать примеру других солдат, спасавшихся от врага бегством. Повторяю, каждый тогда спасал только собственную шкуру.

Пройдя или пробежав немного вперед, я поймал одну из бесхозных лошадей, соорудил из болтавшейся у нее на шее веревки подобие уздечки, взобрался на нее и без седла поскакал прочь. И тут у меня над головой вновь засвистели пули. На вытянутой в длину горке я рассмотрел группу русских, явно взявших меня на прицел. Пришпорив лошадь, я поскакал быстрее. И тут снова взрыв, и меня швырнуло наземь. Лежу и думаю: «В меня попали, все, крышка». Но боли никакой. Оглядевшись украдкой, метрах в десяти увидел свою лошадь всю в крови. Животное, лежа на спине, конвульсивно дергало поднятыми копытами. Осколок попал ему в грудь, положив конец мукам моей помощницы.

Поднявшись на ноги, понял, что мне и на этот раз повезло — я отделался легким испугом. Разве что тело гудело, словно тебя отходили чем попадя, С неба крупными хлопьями падал снег. Надо было идти дальше, и побыстрее. Некоторое время спустя я прибился к группе таких же как и я спасавшихся бегством. Но вскоре спереди по нам открыли пулеметный огонь. Почувствовав, что передвигаться с большой группой опасно, я и еще несколько человек, отделившись, решили пробиваться на юго-запад самостоятельно. «Неужели мы сбились с пути?» — в ужасе подумал я. Слишком уж сильно простреливается здесь местность. Впереди лежали поросшие кустарником болота. Хоть какое-то прикрытие. Вдали я увидел дерево, у которого сгрудились лошади. Подобравшись поближе, разглядел, в каком ужасном состоянии они были. У многих на теле зияли раны, животные стояли с безучастным видом, будто покорившись судьбе. Одна, правда, на вид была здоровой. Я и решил ее выбрать, чтобы продолжить путь. Необходимо было выйти к речке Тирский Тикич,[5]перебраться через нее, тогда русским танкам меня уже не достать. Но сначала предстояло преодолеть заболоченный участок. Здесь среди кустов и низких деревьев я почувствовал себя в относительной безопасности. Но меня поджидал очередной дурной сюрприз — лошадь задними ногами провалилась в трясину. Ценой жутких усилий мне все же удалось ее вытащить. Я подумал, что раз здесь болото, то где-то неподалеку должна быть и речка. И верно, вскоре вдали показалась река. Но по мере приближения к ней нарастал и шум боя. Выйдя на берег, я убедился, что он под обстрелом. Все, кто смог добраться сюда, думали только об одном — скорее на другой берег, чего бы это ни стоило. Многие бросались в ледяную воду, пытаясь спастись вплавь, другие цеплялись за льдины. Горько описывать ужас виденного мною. Разрывы снарядов, вздымавшие вверх фонтаны воды, изуродованные трупы. У меня голова пошла кругом от этого кошмара. Трудно, невозможно сразу освоиться в таком аду. Может, оно и к лучшему, потому что будь по-другому, я бы давно уже поставил точку на всех своих попытках.