Река блаженства - Тия Дивайн

– Нет причин для беспокойства. Ему, как и любому мужчине, сладок запретный плод, и он в восторге оттого, что в этом Эдеме нет змей.

Джорджи не сомневалась в том, что ее ложь дорого ей обойдется. Мать уже поговорила с Мортоном. Но прошел день, игроки в поло собрались в классе, чтобы прослушать указания инструктора, а потом пообедать, но ни Мортон, ни мать не обвинили ее во лжи, и Джорджи теперь размышляла, идти ли ей нынче вечером в бунгало Чарлза снова.

От нее ждали повиновения. Особенно после того, что она рассказала Оливии. Мортон потребует очередного отчета и заверений, что все в порядке.

Ей снова придется пережить унижение, потому что Чарлз ее прогонит. В то же время она получит еще одну возможность соблазнить его. Умаслить и заставить переспать с ней. При мысли об этом ее охватило возбуждение.

Ничего подобного не могло с ней случиться за пределами Вэлли.

Для того, кто попадал в сети Эдема, остальной мир не существовал. И Мортон об этом хорошо знал.

– Пора, – крикнула ей Оливия.

– Знаю, – ответила она и стала одеваться, точнее было бы сказать – раздеваться, так выглядело ее платье, едва прикрывавшее тело.

– Завидую твоей груди, – сказала Оливия, выйдя из своей комнаты.

Джорджи вздохнула. Не надо было волновать Оливию, рассказывать ей о Чарлзе, лгать.

– Где Мортон?

– На прогулке. То, что он много часов подряд, сидя верхом на лошади, гонялся за мячиком, не отбило у него желания развлечься ночью.

– А у тебя? – процедила Джорджи сквозь зубы. – Ну, я пошла.

– Как это мило с твоей стороны, – одобрила Оливия. – А знаешь, я тебе завидую.

– Не стоит.

– Конечно, не стоит. Ну иди… – Оливия смотрела вслед Джорджи, пока та шла мимо ряда бунгало, выстроившихся по обе стороны улицы. У каждого была широкая веранда, и оно было скрыто от соседнего густой зеленью деревьев и частоколом.

Бунгало Чарлза было погружено во мрак. Быть может, он уже выбрал себе партнершу и развлекается с ней в постели?

Но она сама его хочет. И не только потому, что он привлекателен. Сказал «нет». Нарушил установленные в Вэлли правила.

Желание сломить сопротивление Чарлза Эллиота возрастало с каждой минутой. Она сбросит одеяние и придет к нему в чем мать родила. Застанет врасплох. Джорджи сорвала платье, бросила в кусты и смело постучала в дверь. В окне мелькнул свет. Дверь распахнулась.

– Входите. О Боже! Да вы совсем не ведаете стыда.

Она переступила порог и оказалась в полосе света от лампы, стоявшей на низеньком столике у двери. Теперь он мог видеть ее всю. Он стоял позади этого столика, воплощение ночи, широкоплечий, источающий враждебность и отвращение. По ее телу побежали мурашки. Он был полностью одет, если не считать расстегнутого ворота рубашки, видимо, собирался отдохнуть. И вероятно, здесь не было другой женщины. Хорошо. Возможно, она теперь не спасует, несмотря на это уничтожающее презрение в его взгляде. Она глубоко вздохнула:

– Но, Чарлз, в Эдеме, где все равны, никто не стыдится своих желаний, чувств, потребностей. Я здесь, чтобы дать вам то, чего вы хотите.

– Мы уже обсудили это прошлой ночью. Ты не знаешь, чего хотят мужчины. Тем более я.

Он сорвал с себя рубашку, бросил ей:

– Прикройся!

Она не подняла рубашку с пола. Взгляд его оставался холодным, когда он смотрел на нее, словно не замечая ее наготы.

Она прикусила губу, чувствуя, что сейчас он вышвырнет ее вон. Что же ей делать? Вернуться в дом матери? Покаяться или снова лгать? Но на этот раз ей никто не поверит. Придется выслушивать упреки.

– Надень рубашку! – приказал он.

Она повиновалась.

– Когда они спросят, я скажу, что вы остались мной довольны, что пожелали меня.

– У меня нет жалости к шлюхе. Убирайся.

– Я не хочу уходить.

Он повернулся к ней спиной.

– Они удивились, что я вчера так рано вернулась от вас.

Он с такой силой ударил кулаком по столику, что замигала и затряслась керосиновая лампа.

– Куда, черт возьми, я попал? – Он резко повернулся к ней: – Они, они, они. Кто они? Почему, черт возьми, их интересует, переспал я с тобой или нет?

– Так здесь заведено.

Его ошарашил ее безразличный тон, и он внимательно посмотрел на нее. Королева! Гордая. Не такая, как все. Однако предлагает себя без стыда и стеснения, без угрызений совести.

Здесь так заведено.

Нет. Эти законы установил Мортон Истабрук.

Даже наследников королевства он научил жить так, как живет сам. И эту тоже. Он провел бессонную ночь, не в силах забыть ее руки, ласкавшие его плоть, и это сводило его с ума.

Ведь это было всего лишь прикосновение умудренной опытом девки, а ее слова – словами обольстительницы, без какого бы то ни было намека на чувство. Она имитировала страсть, потому что от нее этого требовали.

Развращенная, пропащая душа. Но у него нет к ней жалости. Она неглупа и хорошо понимает, что делает.

– Верно, – произнес он, – так заведено. Иначе Мортон не смог бы выйти сухим из воды!

– Никто отсюда не бежит, – сказала Джорджи. – И в этом нет ничего удивительного.

– Особенно мужчины. А женщины – существа слабые и готовы подчиниться зову плоти.

– Но вы не хотите здесь остаться, – дерзко возразила Джорджи, – я только хотела вас спасти!

Чарлз был в шоке. Королеву ввели в заблуждение. Спасти его!

– Я просто сражен вашим благородством. Спасти меня! Забравшись ко мне в постель? Спасти от чего?

Она и сама не знала. Еще никто не отказался от образа жизни, принятого в Вэлли. Да и зачем?

– Что сделал бы Мортон, если бы безоблачной жизни этой общины попытался помешать какой-нибудь незваный гость?

– Не знаю, все так поступают.

– И вы тоже. Без колебаний отдаете свое тело любому беспутному гостю.

Губы ее тронула слабая улыбка.

– Нет, нет, но я предлагаю себя вам!

Ее самонадеянность возмутила его.

– Черт возьми! Шлюха! Потаскушка! Уличная девка! Сука! Вон отсюда! Вон… ВОН!

Она повернулась и побежала. В нем закипела беспричинная ярость. Она просто хотела его, и он мог удовлетворить ее желание. И свое собственное тоже. Она не могла понять его гнева, раздражения, антипатии к ней и терялась в догадках, почему Мортону понадобилось узнать о мотивах его появления в Вэлли.

Значит, она не могла его спасти, а он – ее. Эта мысль заставила ее содрогнуться. Зачем она снова пошла к нему? Ведь, как и накануне, ничего, кроме унижения, не испытала.