Отец и сын. Николай I - Александр II - Вольдемар Балязин

В 1856 году Орлов был послом в Париже и 25 августа 1856 года возведен в «княжеское Российской империи достоинство». Так кратко рассказывает об А. Ф. Орлове его двоюродный внучатый племянник граф А. Г. Бобринский в своей книге по генеалогии российских дворянских родов.

Карл Васильевич Нессельроде

На самых верхних ступенях иерархической лестницы империи стоял министр иностранных дел Карл Васильевич Нессельроде (1780-1862), установивший в русской истории до сих пор непревзойденный рекорд длительности пребывания на своем посту. 40 лет был он министром, во всем и всегда покоряясь воле и Александра I, и НиколаяI. Злой на язык атаман М. И. Платов, представляясь простаком, называл Нессельроде «кисель вроде», – не просто играя словами, но вкладывая в это определенный смысл.

Карл Васильевич был сыном русского посла в Лиссабоне – графа Нессельроде. Окончив гимназию в Берлине и Морской корпус в Петербурге, он в 16 лет начал службу в российской кавалерии. Служа в гвардии, был принят ко двору, сблизился с цесаревичем Александром и к моменту его вступления на престол стал камергером двора и полковником гвардии. С 1801 года Карл Васильевич начал служить в Министерстве иностранных дел. За годы царствования Александра он прошел путь от скромного сотрудника российских миссий в Берлине, Гааге и при дворах германских владетельных князей до второго человека (после графа П. А. Толстого) в русском посольстве в Париже. За эти годы Нессельроде завел обширные знакомства и сумел войти в совершеннейшую доверенность к Александру, который поручал ему вести наисекретнейшие дела самого деликатного свойства с Талейраном, Коленкуром, Меттернихом и сносится с тайными агентами не только России, но и других стран. В результате с 1812 по 1816 год Карл Васильевич был управляющим Министерством иностранных дел, долгое время проводя в императорской Главной квартире и присутствуя на многих международных конференциях и переговорах. Так вступил он и в новое царствование, оставшись на посту министра иностранных дел.

Однако следует заметить, что Нессельроде, будучи прекрасным исполнителем царских повелений, никогда не чувствовал себя руководителем внешней политики России. Александр сам руководил ею, и Николай тоже сохранил эти прерогативы за собой. Вследствие этого Нессельроде постоянно испытывал чувство собственной неполноценности и, даже став в 1845 году канцлером, нередко дрожал перед императором. Академик Е. В. Тарле дал Карлу Васильевичу такую характеристику: «Основной его целью было сохранить свое место министра иностранных дел. И он сорок лет с лишком просидел на этом месте. Николай застал его, всходя на престол, и оставил на этом месте, сходя в могилу.

Угождать и лгать царю, угадывать, куда склоняется воля Николая, и стараться спешно забежать вперед в требуемом направлении, стилизовать свои доклады так, чтобы Николай вычитывал в них только приятное, – вот какова была движущая пружина всей долгой деятельности российского канцлера… Царь обыкновенно его ни о чем не спрашивал, и, входя в кабинет для доклада, Карл Васильевич никогда не знал в точности, с какими политическими убеждениями сам он отсюда выйдет».

Министр иностранных дел четко сориентировал и русских послов, подобранных им по собственному его образу и подобию. «Послы, – подчеркивал Тарле, – делавшие при нем карьеру и действовавшие в самых важных пунктах – Николай Дмитриевич Киселев в Париже, барон Бруннов в Лондоне, Мейендорф в Вене, Будберг в Берлине, были люди умные и средне способные, -

во всяком случае, несравненно умнее и даровитее, чем Нессельроде, но сии следовали указаниям своего шефа-канцлера и своим карьеристским соображениям и писали иной раз вовсе не то, что видели их глаза и слышали их уши, а то, что, по их мнению, будет приятно прочесть властелину в Зимнем дворце, то есть нередко льстили и лгали ему почти так же, как и сам Нессельроде. А когда и писали в Петербург правду, то Нессельроде старался подать ее царю так, чтобы она не вызвала его неудовольствия».

Петр Андреевич Клейнмихель

Одной из наиболее одиозных фигур царствования Николая был Петр Андреевич Клейнмихель (1793-1869). Начав военную карьеру в 1812 году адъютантом Аракчеева, он через 7 лет стал начальником штаба военных поселений, а в 1826 году – генерал-адъютантом в свите Николая. Дальнейшую карьеру он сделал благодаря родству с фавориткой Николая фрейлиной Варварой Аркадьевной Нелидовой. Еще более возвысился Клейнмихель, взяв на себя более чем деликатную миссию воспитания внебрачных детей Николая.

Это случилось после того, как П. А. Клейнмихель женился во второй раз на молодой, богатой и бездетной вдове Клеопатре Петровне Хорват, урожденной Ильинской. Ее родная сестра Елизавета Петровна Ильинская была замужем за Аркадием Аркадьевичем Нелидовым – братом смольнянки Варвары Аркадьевны. Выпущенная из Смольного института В. А. Нелидова стала жить в служебной квартире Клейнмихелей, размещавшейся в Главном штабе на площади против Зимнего дворца. На красавицу Варвару Нелидову и обратил внимание Николай. У П. А. Клейнмихеля от второго брака было 5 сыновей и 3 дочери, хотя было известно, что первая жена разошлась с ним из-за того, что Петр Андреевич оказался бесплодным. Это подтверждает в своих мемуарах и военный инженер барон А. И. Дельвиг (двоюродный брат поэта А. А. Дельвига), служивший под началом Клейнмихеля. Рассказывали, что когда очередная любовница императора оказывалась в положении, то графиня Клеопатра Петровна Клейнмихель имитировала беременность, увеличивая объем талии подкладными подушечками и поясами и наращивая живот до тех пор, пока не происходили роды у пассии Николая Павловича. Тогда и Клеопатра Петровна оповещала о том, что родила, и предъявляла обществу очередных сына или дочь, давая им фамилию мужа, хотя своих детей у нее не было.

Генерал от инфантерии, генерал-адъютант, а с 1839 г. и граф, Клейнмихель был и главнокомандующим путями сообщения. Среди эпохальных свершений, к коим был причастным П. А. Клейнмихель, значится и Царскосельская железная дорога – первая в России одноколейная пассажирская линия протяженностью 25 верст, связывавшая Петербург с Павловском. Эту, как ее называли в России, «железку», или «чугунку» (рельсы первых дорог делались из чугуна), по которой стал бегать, по российскому выражению, «сухопутный пароход», «пароходный дилижанец» и, наконец, «паровая телега», построили по проекту и под наблюдением профессора Венского политехнического института Франца-Антона фон Герстнора в 1836-1838 годах, но лавры пожал, конечно же, Клейнмихель.

Первая очередь дороги была проложена между Петербургом и Царским Селом, поэтому вся она стала называться «Царскосельской». Ее открытие произошло 30 октября 1837 года. Николай был одним из пассажиров первого поезда, состоявшего из 8 вагонов. Расстояние в 21 версту поезд пробежал за 33 минуты. Среди наград, полученных Клейнмихелем от царя в связи с открытием движения по Царскосельской дороге, была и трость с бриллиантами в рукояти. Придворные поздравляли Клейнмихеля с новой царской милостью, и только злоязыкий князь А. С. Меншиков сказал главному путейцу России: «На месте государя я не пожалел бы для вас и ста палок».

Однако строительство Царскосельской дороги оказалось лишь прелюдией к созданию уже не одноколейной, а двухпутной железной дороги между Петербургом и Москвой – сооружению не в пример более сложному, нежели предыдущее. П. А. Клейнмихелю в этом деле выпала та же роль – главного руководителя и администратора… К моменту окончания строительства в 1851 году дорога была крупнейшей в мире: кроме пути длиной более чем в 600 верст, было сооружено около 300 различных зданий и 184 моста. Но какой ценой это делалось! Недаром Н. А. Некрасов в знаменитом хрестоматийном стихотворении «Железная дорога» воскликнул: «А по бокам-то все косточки русские!» Это были тысячи безвестных русских мучеников, на костях которых и стояла дорога, которая к тому же оказалась и необычайно дорого2й. На ее строительство было израсходовано 64 млн рублей – в 3 раза больше, чем на Западе. А разница уплыла в карманы чиновников и самого графа. Когда один из послов как-то спросил Николая, сколько же стоит Николаевская железная дорога, царь ответил ему так: «Об этом знают только двое: Бог да Клейнмихель».