Смертельная скачка - Дик Фрэнсис

— Что значит хорошо?

— Ну, им оплачивают проезд, жилье и другие расходы. Призовые деньги. Кроме того, гонорар за участие в скачках.

— Комитет платит за участие в скачках?

— Не совсем так. Ну-у... комитет платит жокею, но собирает эти деньги у владельцев, с чьими лошадьми жокей работает.

— Получается, что владелец оплачивает все: проезд, жилье, участие в скачках, процент от выигрыша и так далее. Правильно я понял?

— Правильно.

— А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?

— Владелец больше никогда не пригласит его работать, — с убийственной серьезностью ответил Холт.

Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.

— Зайдемте в дом, — предложил Холт. — Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.

— Великолепно, — согласился я.

Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.

— А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? — спросил я.

Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.

— Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. — Он помолчал. — Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.

— А он бы пригласил?

— Лошади не машины. — Пожал плечами Холт. — Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.

— А кто их тренирует?

— Пол Сандби.

— Рольф Торп будет завтра на скачках?

— Естественно, — ответил Холт. — Он выставил фаворита на Большие национальные.

— А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?

— Конечно, — без колебаний ответил он. — Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.

Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.

— Гунни, — сказал он, — не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.

Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.

— Он ирландец? — удивился я.

— Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.

— Почему?

— Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.

Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.

— А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?

— Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.

— Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?

— У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.

— Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?

— Нет.

Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.

Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.

Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:

— Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?

— Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.

— Нет. — Он покачал головой. — Она здесь.

— Здесь?

— Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.

— Арне мне ничего не сказал.

— Она преследует его, как собака, — засмеялся Холт. — Она вроде вас, все время задает вопросы. Кто видел, как Боб уходил, кто ушел вместе с ним, почему никто не ищет Боба. Она приходит на каждые соревнования и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Все уже устали от нее.

— Вы знаете, где она остановилась?

Он энергично кивнул и взял с полки листок бумаги.

— "Норсленд-отель". Второсортная гостиница. Далеко от центра. Вот ее номер телефона. Она дала его мне на случай, если я придумаю, чем могу ей помочь в поисках Боба. — Он пожал плечами. — Все очень жалеют ее. Но лучше бы она уехала.

— Вы не позвоните ей? Скажите, что я хотел бы задать несколько вопросов о Бобе. Допустим, сегодня во второй половине дня.

— Я забыл, как вас зовут, — заявил Холт, даже не подумав добавить «к сожалению» или «простите».

Я улыбнулся и протянул ему свое служебное удостоверение. Он прочел написанное там, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все же набрал номер «Норсленд-отеля». Миссис Эмма Шерман взяла трубку.

— Мистер Дэйвид Кливленд приехал из Англии и старается найти вашего мужа, — сказал Холт в трубку и стал читать написанное в удостоверении, — он руководитель отдела расследований Британского жокейского клуба, Портмен-сквер, Лондон. Он хочет встретиться с вами сегодня во второй половине дня. — Холт выслушал ответ, потом взглянул на меня и спросил:

— Где?

— В ее отеле. В три часа.

Он повторил мои слова.

— Она будет ждать вас, — сообщил он, кладя трубку.

— Хорошо.

— Скажите ей, чтобы ехала домой.

Эмма Шерман ждала меня в маленьком вестибюле отеля, сидя на краешке стула и озабоченно вглядываясь в лицо каждого проходившего мужчины. Прежде чем войти, я немного понаблюдал за ней через стеклянные двери. Маленькая, бледная и очень, очень нервная. Дважды она вскакивала и, когда человек проходил мимо, не обратив на нее внимания, медленно возвращалась на место.

Толкнув двери, я вошел в вестибюль, где едва ли было теплее, чем на улице, — явное свидетельство того, что власти в городе с центральным отоплением плохо справляются со своими обязанностями. Эмма Шерман, быстро окинув меня взглядом, снова уставилась на дверь. Я не соответствовал ее представлению о человеке, которого она ждала. Следом вошел мужчина лет шестидесяти, похожий на отставного военного, и она снова вскочила.