Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье

Но вместе с тем среди них были и люди более скромного положения: Маго л'Аршевек, монахиня из монастыря Мобюиссон,[69] Жан л'Аршевек, арендатор мельницы в Пон-де-л'Арш,[70] и Жан Кальто, ректор в Гуреле.[71] Помимо этих кузенов необходимо также упомянуть одного из племянников Жанны де Сен-Мартен, Пьера де Сен-Мартена, каноника в Сент-Аме де Дуэ, который ссылался на своего «дядюшку» в 1313 г.,[72] и некого доминиканца по имени Жан де Мариньи, чье имя фигурировало только в показаниях брата Жана де Лилля и Жана Армюрье (Оружейника) на судебном процессе Гишара де Труа.[73]

Такой была семья Ангеррана де Мариньи: мелкая знать из нормандского Вексена, в чьих владениях, как мы увидим чуть позже, находились участки земли в районе Экуи и Лион-ла-Форе, располагавшиеся в относительной близости друг от друга; для семьи, все еще привязанной к своим родным землям, это естественно. Даже говоря о месте проживания самых дальних родственников, мы не выходим из рамок довольно небольшого района: Фревиль,[74] Флавакур,[75] Пон-де-л'Арш… Это наблюдение поможет нам понять, какие цели преследовал Ангерран, сколачивая собственный домен[76] в бальяжах Ко и Жизора.

Дата рождения Мариньи, так же как и место его появления на свет – вероятно, Экуи или Лионс-ла-Форе,[77] – нам точно не известна, но мы можем указать ее с погрешностью в несколько лет. В первый раз его имя появилось в официальном документе в январе 1291 г.; ему, тогда еще простому оруженосцу, было в тот момент скорее всего не меньше четырнадцати лет.[78] Его посвятили в рыцари примерно в 1303 г., по крайней мере, вряд ли позже, так как ордонанс 1293 г. предписывал оруженосцам благородного происхождения с 200 ливрами дохода пройти церемонию посвящения в рыцари до того момента, как им исполнится двадцать пять лет. Так как Мариньи вращался при королевском дворе, его материальное благополучие не играло большой роли, кроме того, он, несомненно, располагал необходимым состоянием; все это вынуждает нас сказать, что он родился лишь незадолго 1278 г. Его старшему сыну Луи было по меньшей мере четырнадцать лет на тот момент, когда он стал совершеннолетним, то есть 3 июля 1310 г.:[79] таким образом, Ангерран женился, самое позднее, в 1295 г. Следовательно, мы относим дату рождения будущего камергера Филиппа Красивого примерно к 1275 г.[80] Ему было примерно тридцать пять лет, когда он находился в зените могущества, а сорока лет от роду 30 апреля 1315 г. его повесили в Монфоконе.

О внешнем облике Ангеррана мы можем сказать очень немного. Необходимо с большой осторожностью ссылаться на его сравнительно богатую иконографию. Некогда на внешней стене дворца находился портрет Мариньи в стиле «плоскостной живописи»,[81] а на большой лестнице напротив статуи Филиппа Красивого можно было увидеть его скульптурное изображение.[82] Портрет исчез в XVIII в.; статуя, убранная после 1315 г., еще существовала в XVIII в., когда Г. де Сен-Фуа[83] вместе с еще одним любителем[84]обнаружил ее у входа в тюрьму Консьержери[85] «без пьедестала, прислоненную к стене».[86] Дюпюи[87] утверждает, что каменный Мариньи стоял на коленях перед королем; однако статуя, описанная Сен-Фуа, не изображает коленопреклоненного человека; кроме того, упомянутое Дюпюи скульптурное изображение было, по его мнению, разбито толпой на мелкие кусочки в 1315 г.[88] Это означает, что во дворце существовало две статуи Мариньи или же что сведения П. Дюпюи не соответствуют истине. Но от этих трех дворцовых изображений осталось лишь описание, данное Сен-Фуа: «Мне понравилась его поза; у него коротко остриженные густые волосы; улыбающееся приятное лицо; одежда закрывает колени; на голове у него шапочка, кончик которой, не отброшенный на спину, а, напротив, обвитый вокруг головы, находится около левого уха; на его одеянии можно заметить вышитую перевязь, к которой прикреплена шпага». Это описание довольно ценно, так как скульптурное изображение, сделанное при жизни Мариньи с натуры и установленное на входе во дворец, там, где он часто появлялся, скорее всего, походило на оригинал.

Мы не обладаем таким же количеством информации о всех имеющихся изображениях Ангеррана. Его надгробный памятник был сооружен после 1475 г., и, по всей видимости, лицо статуи, изображавшей возлежащего на надгробии человека, должно было передавать некоторые черты лица самого Мариньи.[89] На гравюре Андре Теве[90] изображен бюст Мариньи, несколько повернутый направо, Ангерран представлен одетым в широкое платье, правый закатанный рукав которого открывает камзол с вышитыми обшлагами. На голове у него шапочка с двумя ремешками, скрепленными под подбородком справа; платье застегнуто на груди на пуговицу в петле. В правой руке он держит складку своей одежды, а в левой – свернутый пергамент. У него изможденное лицо, длинный орлиный нос, тяжелый взгляд, на виске вздувшаяся вена. Должно быть, этот портрет сделан по изображению, находившемуся в Экуи; с другой стороны, речь может идти и о неизвестной статуе, так как скульптура, стоявшая в проеме западного портала, известна нам по гравюре Мильена[91] и совсем не похожа на гравюру Теве. Объяснения, которые приводит последний, не точны, к тому же их невозможно проверить, и это не позволяет нам рассматривать этот портрет как изображение Мариньи. Наконец, человек на портрете слишком стар и его одежда отличается от одеяния статуи в портале Экуи, облаченной поверх камзола в чепрак без рукавов; голова статуи из Экуи не была покрыта. По тем же причинам, что и скульптура из Парижского дворца, статуя из портала Экуи могла походить на Мариньи.