Русская поэзия XIX века - Алексей Васильевич Кольцов

как тресну булавою,

Так еще не слаб!

9

Правду молвить, для княжого

Не гожусь двора,

Погулять по свету снова

Без того пора.

10

Не терплю богатых сеней,

Мраморных тех плит;

От царьградских от курений

Голова болит;

11

Душно в Киеве, что в скрине, —

Только киснет кровь,

Государыне-пустыне

Поклонюся вновь!

12

Вновь изведаю я, старый,

Волюшку мою —

Ну же, ну, шагай, чубарый,

Уноси Илью!»

13

И старик лицом суровым

Просветлел опять,

По нутру ему здоровым

Воздухом дышать;

14

Снова веет воли дикой

На него простор,

И смолой и земляникой

Пахнет темный бор.

Где гнутся над омутом лозы

Где гнутся над омутом лозы,

Где летнее солнце печет,

Летают и пляшут стрекозы,

Веселый ведут хоровод.

«Дитя, подойди к нам поближе,

Тебя мы научим летать,

Дитя, подойди, подойди же,

Пока не проснулася мать!

Под нами трепещут былинки,

Нам так хорошо и тепло,

У нас бирюзовые спинки,

А крылышки точно стекло!

Мы песенок знаем так много,

Мы так тебя любим давно —

Смотри, какой берег отлогий,

Какое песчаное дно!»

Василий Шибанов

(Баллада)

Князь Курбский

от царского гнева бежал,

С ним Васька Шибанов, стремянный.

Дороден был князь,

конь измученный пал —

Как быть среди ночи туманной?

Но рабскую верность Шибанов храня,

Свого отдает воеводе коня:

«Скачи, князь, до вражьего стану,

Авось я пешой не отстану!»

И князь доскакал.

Под литовским шатром

Опальный сидит воевода;

Стоят в изумленье литовцы кругом,

Без шапок толпятся у входа,

Всяк русскому витязю честь воздает,

Недаром дивится литовский народ,

И ходят их головы кругом:

«Князь Курбский

нам сделался другом!»

Но князя не радует новая честь,

Исполнен он желчи и злобы;

Готовится Курбский царю перечесть

Души оскорбленной зазнобы:

«Что долго в себе я таю и ношу,

То все я пространно к царю напишу,

Скажу напрямик, без изгиба,

За все его ласки спасибо!»

И пишет боярин всю ночь напролет,

Перо его местию дышит;

Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,

И снова без отдыха пишет,

И злыми словами язвит он царя,

И вот уж, когда залилася заря,

Поспело ему на отраду

Послание, полное яду.

Но кто ж дерзновенные князя слова

Отвезть Иоанну возьмется?

Кому не люба на плечах голова,

Чье сердце в груди не сожмется?

Невольно сомненья на князя нашли…

Вдруг входит Шибанов,

в поту и в пыли:

«Князь, служба моя не нужна ли?

Вишь, наши меня не догнали!»

И в радости князь посылает раба,

Торопит его в нетерпенье:

«Ты телом здоров, и душа не слаба,

А вот и рубли в награжденье!»

Шибанов в ответ господину: «Добро!

Тебе здесь нужнее твое серебро,

А я передам и за муки

Письмо твое в царские руки!»

Звон медный несется,

гудит над Москвой;

Царь в смирной одежде трезвонит;

Зовет ли обратно он прежний покой

Иль совесть навеки хоронит?

Но часто и мерно он в колокол бьет,

И звону внимает московский народ

И молится, полный боязни,

Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,

Звонит с ним и Вяземский лютый,

Звонит всей опрични

кромешная тьма,

И Васька Грязной, и Малюта,

И тут же, гордяся своею красой,

С девичьей улыбкой, с змеиной душой,

Любимец звонит Иоаннов,

Отверженный Богом Басманов.

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,

И с ним всех окольных собранье.

Вдруг едет гонец, раздвигает народ,

Над шапкою держит посланье.

И спрянул с коня он поспешно долой,

К царю Иоанну подходит пешой

И молвит ему, не бледнея:

«От Курбского, князя Андрея!»

И очи царя загорелися вдруг:

«Ко мне? От злодея лихого?

Читайте же, дьяки,

читайте мне вслух

Посланье от слова до слова!

Подай сюда грамоту,

дерзкий гонец!»

И в ногу Шибанова острый конец

Жезла своего он вонзает,

Налег на костыль — и внимает:

«Царю, прославляему древле от всех,

Но тонущу в сквернах обильных!

Ответствуй, безумный,

каких ради грех

Побил еси добрых и сильных?

Ответствуй, не ими ль,

средь тяжкой войны,

Без счета твердыни врагов сражены?

Не их ли ты мужеством славен?

И кто им бысть верностью равен?

Безумный! Иль мнишись

бессмертнее нас,

В небытную ересь прельщенный?

Внимай же!

Приидет возмездия час,

Писанием нам предреченный,

И аз, иже кровь

в непрестанных боях

За тя, аки воду, лиях и лиях,

С тобой пред судьею предстану!»

Так Курбский писал Иоанну.

Шибанов молчал.

Из пронзенной ноги

Кровь алым струилася током,

И царь на спокойное око слуги

Взирал испытующим оком.

Стоял неподвижно опричников ряд;

Был мрачен владыки

загадочный взгляд,

Как будто исполнен печали,

И все в ожиданье молчали.

И молвил так царь:

«Да, боярин твой прав,

И нет уж мне жизни отрадной!

Кровь добрых и сильных

ногами поправ,

Я пес недостойный и смрадный!

Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,

И много,