Петр Первый. Благо или зло для России? - Евгений Анисимов

На самом деле накануне петровского царствования в России уже не было Средневековья. Многие явления, замеченные историками, говорят о несомненности поступательного движения страны. Тогдашние верхи осознавали необходимость преобразований. Уже забрезжили первые реформы, возникли предпосылки появления крупной промышленности и кораблестроения, открылся первый русский университет — Славяно-греко-латинская академия. Нельзя недооценивать существовавшую польско-украинскую культурную систему, служившую в некотором смысле культурным фильтром для поступавших с Запада разнообразных культурных новшеств. Именно тут оседало все то, что резко противоречило русской православной культуре. Здесь, в этой пограничной среде многие явления переосмыслялись, адаптировались, приобретали те свойства, которые облегчали их безболезненное усвоение в России. Если же обратиться к знаниям и навыкам научно-техническим (а именно в них особенно нуждалась тогдашняя Россия), то в силу их очевидной нейтральности препятствий для их распространения в России никогда и не было.

Многочисленные исследования по истории экономики России второй половины XVII века (прежде всего в аграрной области) с несомненностью свидетельствуют, что в стране не было серьезного упадка, и тем паче кризиса. Конечно, можно сказать, что подобный кризис трудно заметить по отрывочным экономическим показателям в стране с примитивным сельским хозяйством и крайне слабыми торговыми межрегиональными связями. И все же это не так. Если в стране зреют бунты, толпы голодающих осаждают правительственные учреждения, разбойники на дорогах не дают никому прохода, значит, налицо серьезные экономические и социальные проблемы. Так было в начале XVII века, при Борисе Годунове и самозванцах. Последние же два-три десятилетия XVII века оказались для народа сравнительно спокойными, они не сопровождались катастрофическими природными и общественными катаклизмами, росла численность крестьянского населения, шло непрерывное внутреннее освоение земель, развивались крестьянские промыслы, росли города. После восстания Степана Разина марксистские историки с трудом находили для своих диссертаций отдельные случаи проявлений народного гнева — того, что на их языке называлось «классовой борьбой». За годы, предшествовавшие Петровским реформам, русское крестьянство накопило тот «жирок», который позволил правительству Петра Великого длительное время вести тяжкую Северную войну, осуществлять реформы. Все это за счет непрерывного увеличения налогового пресса на крестьянство минимум в три-четыре раза по сравнению с временами царей Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Да и на значительном отрезке петровского царствования (примерно до середины 10-х годов XVIII века) русский плательщик хоть и с трудом, но платил подати и только потом пошел по типичному русскому пути обмана власти при уплате налогов. Вот тогда стали ощущаться черты упадка народного хозяйства, увеличились недоимки в сборах. Власти это почувствовали после того, как начала давать сбои тогдашняя налоговая система — подворное обложение, успешно служившее почти 35 лет со времен последней подворной переписи 1678 года. Петру пришлось думать о введении новой системы «уловления» плательщиков, построенной на иных, персональных принципах учета мужского населения. Так появилась знаменитая подушина — система прямого налогообложения, которая строилась на учете «душ мужского пола».

Нельзя говорить о каком-либо кризисе и в торгово-промышленной сфере. Исследования показывают подъем предпринимательства в предпетровское время, выразившийся в обогащении состоятельных купеческих семейств Москвы и других торговых городов. Вдоль судоходных рек начал складываться рынок свободных рабочих рук. Непрерывно росли обороты торговли, как внутренней, так и внешней — через Архангельск и вполне мирную западную границу со Швецией и Речью Посполитой. В порт на Неве Ниеншанц прибывали сотни кораблей как из разных стран, так и из глубины России, откуда везли на рынок самые разные товары. Шведское владычество в устье Невы не препятствовало экономике — здесь образовалась зона свободной торговли, налоги с кораблей были минимальны. Эту относительную гармонию как раз и нарушили Петровские реформы.

Конечно, после урагана, что пронесся в петровское время над Россией, видимые нами перемены времени правления царей Алексея Михайловича и его старшего сына Федора кажутся не такими уж радикальными, но в этом-то, возможно, и есть их особенность, позволяющая предположить, что кроме петровского пути (ломки через колено) был и другой путь — эволюционный. Но эти перемены — факт очевидный. Они были важны и реально ощутимы тогдашним обществом. То, что они проходили, как точно выразился А. П. Богданов, «в тени Великого Петра», не дает нам повода недооценивать их в смысле перспектив развития русского общества.

В предпетровскую эпоху страна становилась более светской, открытой. Описи имущества московских бояр свидетельствуют, что быт, обстановка жилья, одежда, поведение, обычаи и даже кухня приобретали все больше европейских черт. Можно представить себе, в какой ужас пришли мятежные стрельцы, громившие в мае 1682 года дом неугодного им думного дьяка Лариона Иванова, когда среди кухонных припасов нашли «каракатицу» — кальмара.

Рассматривая явления допетровской поры, мы должны, кроме отмеченного выше принципа соразмерности при оценке масштаба и радикальности проводимых до Петра преобразований, учитывать и своеобразный «критерий латентности», неочевидности, завуалированности происходивших в глубинах традиционного общества перемен. Поэтому нередко что-то новое проявляется в неожиданных, экстремальных, девиантных ситуациях. Вдруг среди описи вещей опального боярина мы обнаруживаем картины, зеркала, парики и те предметы, которые по всему не должны находиться в казалось бы коснеющей в своих изоляционистских традициях России. Наверняка мужчины того времени, несмотря на страшные запреты и угрозы, втайне «тянули табак», а их жены примеряли привезенные купцами иностранные обновки.

Особенно показательно в этом смысле положение русской женщины допетровской поры. Традиционно считается, что Петр вывел русскую даму в свет, ибо раньше ее жизнь жестко регулировалась Домостроем, который десятками разнообразных ограничений превращал жизнь допетровской женщины в род заключения. Символом женского бесправия стала норма физического наказания женщины: «во всем покоряться мужу; а что муж накажет, с любовью и страхом внимать и исполнять по его наставлению». Однако преувеличивать значение Домостроя как общепринятого и формально всеми одобряемого кодекса поведения не стоит. Множество документов свидетельствует о колоссальном влиянии женщины на домашние дела как в народной гуще, так и в элитарной среде. С товарищами, сослуживцами, словом, на людях да в референтной группе, мужчины — герои, а дома бывало совсем иначе. Это определялось многими обстоятельствами — характерами, темпераментами супругов, отношениями детей и родителей, не говоря уже о том, что в России женщина-дворянка юридически обладала несравненно большими имущественными правами, чем ее современницы в Западной Европе. При всей беспощадности политических репрессий жена репрессируемого всегда имела право выбора: следовать за ним в ссылку или остаться в возвращенной ей по закону доле приданого имения, с которым она вступала в брак.

Подобно найденному у дьяка Иванова кальмару, Петровские реформы внезапно продемонстрировали последовательный характер многих перемен в повседневной жизни. Вдруг оказалось, что нужно не столько выводить в свет русскую женщину, сколько… сдерживать ее свободолюбивые, порой неумеренные порывы. Как известно, при Петре было издано руководство для молодых людей «Юности честное зерцало», в котором есть раздел, предназначенный для девиц, — «Девической чести и добродетели венец». В нем говорится преимущественно о том, как не надлежит себя вести порядочной девушке. Такая особа, оказывается, вытворяет черт-те что: «Разиня пазухи, садится к другим молодцам и мущинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселится и напивается пьяна, скачет по столам и скамьям, дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва, ибо где нет стыда, там и смирение не является». Известно, что девиантное поведение, фиксируемое в нормативных документах, как негативный отпечаток отражает неодобряемую, но распространенную норму поведения. Словом, русская женщина с таким восторгом встретила дарованные ей свободы, что ее почти сразу же пришлось призывать к скромности и сдержанности. Значит, и до Петра она не была последовательницей Домостроя. Собственно, вся история царевны Софьи, правившей Россией семь лет, не кажется случайной и должна бы нам объяснить многое о реальном месте женщины в допетровском обществе.