Голубая комната - Жорж Сименон

— Вы считаете это выражением скромности?

Опять слова!

— Я не это имел в виду. Она не любила, чтобы ее замечали. Она всегда боялась занять слишком много места, побеспокоить людей, попросить их об одолжении.

— Она была такой и в девичестве?

— Да, наверное. Например, когда мы возвращались из кино или с танцев, она никогда не говорила, что хочет пить, чтобы не вводить меня в расход.

— У нее были подруги?

— Только одна, старше нее, с которой она любила подолгу гулять.

— Что вас привлекло в ней?

— Не знаю. Я не думал об этом.

— Она казалась вам надежной?

Тони пристально смотрел в лицо следователя, стараясь понять, о чем его спрашивают.

— Я подумал… что она будет…

Он искал нужное слово и не находил его.

— Хорошей супругой?

Это было не совсем то, но он заставил себя согласиться.

— Вы любили ее?

Он промолчал, и следователь продолжил:

— Вы хотели с ней спать? Вам случалось делать это до свадьбы?

— Нет.

— Вы не хотели ее?

Конечно, да — зачем бы иначе он женился на ней?

— А она? Думаете ли вы, что она вас любила или ей просто хотелось замуж?

— Не знаю. Мне кажется…

А что бы ответил следователь на такой вопрос? Они были хорошей парой, вот и все.

Жизель была чистенькой, аккуратной, деятельной и при этом ненавязчивой, совершенно на своем месте в новом доме.

По вечерам он с радостью возвращался домой, и до Андре у него не было бурных романов, хотя, если представлялся случай, он его не упускал.

— Вы хотите сказать, что вам никогда не приходила в голову мысль о разводе?

— Да, это так.

— В последние месяцы тоже?

— Нет, никогда.

— И однако, вы говорили вашей любовнице…

Неожиданно для себя Тони повысил голос и даже ударил кулаком по столу следователя:

— Послушайте, я никогда ничего не говорил на самом деле! Говорила она! Она лежала голая на постели, я стоял голый перед зеркалом — мы оба только что… В конце концов, вы все знаете не хуже меня. В такие минуты не задумываются над словами. Я едва прислушивался к тому, что она говорила. Да, вот, например, я долго наблюдал за пчелой…

Совершенно неожиданно он вспомнил вдруг о пчеле — он тогда даже раздвинул занавески, чтобы дать ей улететь.

— Я просто покачал головой, не говоря ни да, ни нет. Я думал о другом.

— О чем, к примеру?

Эти вопросы приводили его в отчаяние. Ему хотелось поскорей вновь оказаться в своей клетке, в машине, где его ни о чем не будут спрашивать.

— Не знаю.

Жизель побежала предупредить мадемуазель Молар, а Тони остался дома, уложил Мариан, а потом, как всегда после встречи с Андре, принял душ и сменил белье. На втором этаже были три комнаты и ванная.

— Если у нас будут еще дети, мы сможем разместить мальчиков в одной комнате, а девочек в другой, — рассуждала Жизель, когда они обсуждали планировку дома.

После шести лет совместной жизни у них по-прежнему оставалась только Мариан, и третья комната пригодилась лишь однажды, когда родители Жизель приехали провести отпуск в Сен-Жюстене.

Они жили в Монзартуа, в шести километрах от Пуатье. Жермен Куте, слесарь-водопроводчик, был тяжелый, похожий на гориллу, человек с вечно красным лицом и громким голосом. Его речь неизменно начиналась так:

— Я всегда говорил…

— Я считаю, что…

С самого начала он завидовал своему зятю, его чистому и светлому кабинету, где все стояло на своих местах, современной модернизированной кухне и особенно серебристому ангару с машинами.

— Я по-прежнему считаю, что рабочий не должен заводить собственного дела…

В восемь утра он открывал первую бутылку красного вина и не прекращал пить весь день. Его можно было встретить во всех кабачках деревни, и с улицы был слышен его пронзительный голос. Он никогда не бывал совсем пьян, но по мере приближения вечера его мнения становились все категоричнее, чтобы не сказать агрессивнее.

— Кто ходит на рыбалку каждое воскресенье? Я или ты? Так! Это, во-первых. А у кого три недели оплаченного отпуска? Кому после рабочего дня не нужно ломать голову над цифрами?

Его жена — вялая, толстая, с большим животом — избегала споров с ним. Может быть, этим и объяснялся безропотный характер Жизель?

К концу их пребывания начались стычки, и чета Куте больше не приезжала в Сен-Жюстен.

Жизель успела не только предупредить сестер Молар и убрать со стола, но и переодеться. Казалось, она никогда не спешит, ее движения были так легки, что даже не вызывали колыхания воздуха, и все делалось словно по волшебству.

Последний поцелуй Мариан на ночь в теплом полумраке комнаты. Внизу девицы Молар уже склонились над своей работой.

— Желаем хорошо развлечься.

Все было хорошо знакомо, эта сцена была прожита столько раз, что даже не осталась в памяти.

Мотор завелся. Они оставили позади деревню, где некоторые припозднившиеся жители еще копошились в своих садиках, большинство же, наслаждаясь вечерней прохладой, молча сидели на стульях перед крыльцом. Некоторые слушали радио, включенное в доме.

Сначала они ехали молча, думая каждый о своем.

— Тони… — Она запнулась, и у него слегка сжалось сердце в ожидании продолжения. — Тебе не кажется, что Мариан какая-то бледненькая в последнее время?

Их дочь всегда была худышкой, с длинными руками и ногами, и никогда не отличалась румянцем.

— Я только сегодня говорила об этом с доктором Рике, я его встретила возле бакалейной лавки…

Не удивилась ли она, увидев за прилавком вместо Николя его мать? Не задумалась над этим?

— Он говорит, что у нас, конечно, хороший воздух, но детям иногда нужна смена обстановки. Он посоветовал свозить ее на море, когда мы сможем, может быть, на будущий год.

Тони сам удивился внезапному решению:

— А почему не в этом году?

Жизель не поверила своим ушам — они ни разу не были в отпуске с тех пор как переехали в Сен-Жюстен, потому что летом у Тони самый разгар работы. Землю они купили на свои сбережения, но придется еще много лет выплачивать кредиты за дом и ангар.

— Думаешь, это возможно?

Только раз, в первый год после свадьбы, когда молодожены еще жили в Пуатье, они провели две недели в Сабль-Долонь. Тогда он сняли комнатку у старушки, и Жизель сама готовила еду на спиртовке.