Маугли 1. Конец отпуска - Павел Казаков

очень лёгкий. Тяжеловес вот, например, этот взгляд не выдержал и отвёл глаза. Настоящий бесконтакт. Простым словом и непростым взглядом Семёныч показал, кто тут босс.

Мужик вслед за глазами молча опустил руки, подошёл к Небритому и помог подняться. Тот кое-как встал и не глядя на нас собрался уходить, но тут снова удивил Семёныч. Перегородив им дорогу, он встал напротив Небритого и спросил:

– Какие-то вопросы у тебя и твоих друзей ко мне остались?

Тот поднял глаза на Семёныча, тут же словил бесконтактный удар взглядом, которым наш босс окончательно выбил все намёки на спесь и желание спорить. Прокашлявшись, он произнес:

– Нет, не остались, – и также, не поднимая глаз, повернулся к оставшимся, – пойдём, парни.

– Тогда извинись за доставленное неудобство и вали отсюда, чмо, – спокойно продолжил Семёныч.

Небритый под взглядом нашего босса думал совсем недолго: – Прошу прощения, – глядя в землю промямлил он.

– Проваливай, – сказал Семёныч и повернулся к Петьке. – Пётр, у тебя вопросы по зарплате остались?

– Нет, Егор Семёныч, – ожидаемо вежливо ответил Петька, с кряхтеньем поднимаясь и отряхиваясь.

– Хорошо, уходите и больше здесь не появляйтесь, – спокойно подытожил сеанс переговоров Семёныч, напоследок обведя ворогов своим «взором хищника».

Тут только я осознал, что всё это время фоном, сопровождавшим наше веселье, были крики Анны Васильевны. При этом она больше всех из присутствующих нарушала запрет на использование ненормативной лексики. Осознал я это только, когда она замолчала. Анна Васильевна подошла к Семёнычу и начала что-то сбивчиво ему говорить, Семёныч тут же начал как-то смущённо улыбаться, робко оправдываться, и вообще, стал виноватым. Я не стал прислушиваться и отошёл к парням. Босс, конечно, удивил. Кроме Небритого, Семёныч очень быстро уделал ещё троих. Вот это он дал! Мысли немного путались. Ясность, которая была во время схватки, прошла будто её и не было, а адреналин остался.

Саня закурил, Женя присоединился, тем самым обнулив двухнедельную попытку бросить. Парни снова выглядели неплохо, хоть одного и пошатывало. Лёха с Серёгой вообще держались бодряком.

– Парни, вы видели, что Семёныч творил? – спросил я.

– Я видел. Надо будет узнать, чем он занимался. Он реально крут! – подтвердил Лёха.

– Я его десять лет знаю и даже не подозревал, что он, оказывается, тот ещё Тайсон, – прокомментировал Саня.

– Кстати, Маугли, а ты сам интересно двигаешься, – неожиданно присоединился к обсуждению Серёга.

– В смысле?

– Ну, как ты перемещаешься. Держишь дистанцию, отдаляешься, сближаешься – всё как надо, я бы даже сказал, идеально. Если бы я не видел, что ты бить не умеешь толком, я бы не поверил, что ты не занимался боксом или чем-то вроде этого.

– Да, я тоже обратил внимание. Чётко двигался, – подтвердил Лёха, – ты будто всю жизнь в толпе дрался. По тебе же никто даже не попал, да?

– Не знаю, если честно. Серьёзно точно не попали.

Похоже, парни по-настоящему вжились в роль моих тренеров, раз не прекращают отслеживать мои бойцовые навыки даже во время уличной драки. Я пожал плечами и улыбнулся, не видел смысла заморачиваться этим моментом. Но приятно. Я попытался вспомнить то чувство уверенности в движении, которое испытывал в бою, но ничего кроме очень быстрых кадров драки перед глазами не показалось. Будто и не было всего этого. И если бы не тот факт, что кто-то обратил на это внимание, я бы сам даже не вспомнил. Состояние, когда я точно знаю, как двигаться и в середине схватки не чувствую ничего, кроме уверенности в каждом движении, прошло, будто его никогда не было. «Снова стал человеком» – мысль проскочила и исчезла. Но я хотя бы её уловил.

– Слушай, Маугли, а ты часто вообще по жизни дрался? – Поинтересовался Серёга.

– Да нет, всего... – я завис, пытаясь вспомнить.

Внезапно перед глазами появилось отчётливое вспоминание. Мне десять лет. Из них уже шесть я занимаюсь гимнастикой. Школа. Я хвастаюсь, как круто я могу сесть на шпагат, как круто я могу делать сальто, как круто я стою на руках, хожу на руках, прыгаю на руках... В общем, я громкий мальчишка, который обожает внимание и восхищение. И есть хулиганы – парни, не очень способные на что-то красивое, способные делать только то, что восхищения не вызывает, но почему-то обязательно требующие этого самого восхищения. Ну, или уважения, ну или хотя бы страха. Произошло неизбежное – я вызвал их зависть и раздражение. Меня подстерегли после школы. Что-то мне объяснять и предъявлять никто не стал. Пятеро мальчишек, чуть постарше меня, просто решили проучить выскочку. Кулак летит мне в лицо, я уклоняюсь, летит справа, я уклоняюсь. Пытаются пнуть ногой, я уклоняюсь. «Хватай его!!!» Меня пытаются схватить за одежду, я аккуратно поворачиваю их запястья таким образом, что ни за что ухватиться у них не получается, и снова уклоняюсь. Меня бьют ногой сзади, я делаю шаг в сторону, и парень проваливается вперёд. Осознаю, что можно очень больно ткнуть его кулаком в бок, но почему-то отказываюсь это делать и продолжаю уворачиваться. Они начинают злиться. Стараются схватить за одежду, повалить, пытаются скоординировать свои действия криками, но я всегда выскальзываю или уклоняюсь. Я хватаю одного и загораживаюсь его телом от другого, я знаю все их движения наперед и использую эти движения против них. Они начинают понимать, что происходит что-то непонятное. Они смотрят мне в глаза, я улыбаюсь. Я вижу ещё не страх, но уже беспокойство и неуверенность. Атакуют снова. Молчаливое пыхтение, ещё несколько неудачных попыток достать меня так или иначе. Наконец один упал в результате толчка, и вот уже я вижу страх. «Пойдём, парни! Смотри, больше нам не попадайся!» Мы все понимаем, что это всего лишь попытка сохранить лицо. Расходимся. На следующий день мама узнала об инциденте. «Ты дрался?» – «Нет, меня никто не ударил, я тоже никого не бил». Не соврал.

Избить меня пытались ещё раз пять. Не получилось у них. Потом пытались подружиться. Не получилось у меня. Разошлись и больше не замечали друг друга.

Я тогда сам себе объяснял, что из-за гимнастики у меня выше скорость реакции, что я лучше натренирован. Но сейчас я вдруг понял, что всё это на самом деле как- то странно. Пятеро пацанов на год-два старше могут избить ребёнка, даже если он гимнаст. А тут всё заканчивается исключительно падением одного из них на землю и