Дневник пани Ганки - Тадеуш Доленга-Мостович

– Сердечно тебе сочувствую, – сказала я искренне, подумав о том, что мы обе в сходных ситуациях. Только моя, конечно, куда хуже.

Ах, если бы я могла ей рассказать об этом. Тогда бы она увидела, какова на самом деле истинная трагедия. Пока я одевалась, Гальшка принялась просить меня:

– Дорогая, посоветуй мне, что делать. Это ужасно. Жить в постоянном страхе меж трех мужчин, любящих меня до потери сознания. Я даже не знаю, что они во мне такое удивительное нашли. Я такая же, как и любая другая. Немного красоты…

– Ты очень симпатичная, – сказала я, хотя не выношу, когда кто-нибудь настолько настырно напрашивается на комплимент. Мне очень хотелось добавить, что эти трое мужчин, похоже, имеют извращенную тягу к кривым ногам. Вот правда. У Гальшки чуть кривоватые ноги, но она бы смертельно оскорбилась, укажи я ей на это.

– Ты ведь моя подруга, потому-то смотришь на меня с такой приязнью. В последнее время я очень подурнела. У меня портится кожа. Пани Адольфина использует старые косметические методы. Полагаю, сменю ее на твою. Или она слишком дорогая?

– Достаточно дорогая, зато я уверена, что в Варшаве нет лучшей косметички. А ты не пыталась выкрасть те письма?

– Это безнадежно. Он держит их под замком.

– А ты помнишь их содержание? Может, там нет ничего компрометирующего?

– Увы. Каролю хватило бы и самого их факта для развода. Вероятно, он и не развелся бы, потому что я уверена – жить без меня он не способен. Но не могу допустить, чтобы они попали в его руки.

Я взглянула на нее с удивлением. Интересно, она и вправду не догадывается о том, что для всех остается секретом полишинеля: этот ее Кароль вот уже несколько лет любит другую. Не знает или хорошо притворяется?

– К тому же этот злодей живет на Познаньской, за три дома от Павела. Можешь себе представить, как я трясусь от страха, чтобы они не встретились?

– Это действительно страшно, – согласилась я. – Я бы на твоем месте его, наверное, убила бы… А ты не пыталась попросить кого-нибудь поговорить с ним? Ведь твой брат – офицер. Человек отважный. Мог бы пойти к тому шантажисту…

– Ах нет. Я бы ни за что на свете не решилась признаться Владеку. Разве ты его не знаешь?! Он бы со мной порвал. Я убеждена, что он-то жене никогда не изменял. Такой моралист. Клянусь, я бы Павелу скорее решилась признаться.

И тут мне в голову пришла прекрасная идея:

– Знаешь что, Гальшка? А если с ним поговорю я?

– С Павелом?

– Нет, с тем, другим. Ведь не может он быть негодяем без чести и совести. Постараюсь к совести-то его и воззвать.

– Нет-нет. Это бессмысленно, – запротестовала Гальшка. – Он человек безо всяких людских чувств. К тому же, говорю тебе, он так меня любит…

– Но, может, все же рискнуть? Ведь не съест он меня. Надеюсь, он не бандит какой-нибудь?

– Вовсе нет. Кажется, довольно хорошо воспитан.

– А я верю, что мне удастся решить это. Знаешь же, как я умею аргументировать. Разве не помнишь, как я убедила Люту, чтобы она не разводилась с мужем? Получила тогда от него корзину целую орхидей. Да. Не о чем говорить. Пойду к нему, и увидишь, что все сразу решится. Впрочем, я могу и хитрость использовать. Уверю его, что ты тоже его любишь, но не можешь больше выносить муки, не можешь жить в постоянном страхе. Понимаешь? Таким образом ты получишь письма и свободу.

Гальшка еще немного подумала, но потом согласилась. Дала мне его фамилию, телефон и адрес. Оказалось, что зовут его Роберт Тоннор. Гальшка предполагала, что он может быть иностранцем, но не была в этом уверена. Заклинала меня, чтобы я не раскрыла ему, что его поведение она называет шантажом.

– Он бы тогда рассердился и отомстил бы мне. Он страшный человек. И ради бога, будь осторожна!

Я ее успокоила. На самом деле я была очень рада этой миссии. Бог весть что еще ждет меня в моих делах, которые куда серьезней. Мне пригодится опыт в подобного рода вопросах.

Ближе к часу я должна была ехать в «Гуссен-Кэтли», где для меня шьют два бальных платья. Однако мне пришлось эту поездку отложить, поскольку пришел дядя. Похоже, самые важные вещи я не в силах закончить. А ведь из-за Яцека мне их могут не успеть дошить. И это, кстати сказать, ужасное свинство с его стороны. Я просто понять не в силах, как рассудительный человек может оказаться двоеженцем. Я, конечно, все еще не теряю надежды, что все это удастся как-то решить, но пусть он не думает, будто я ему это прощу. Уж свое-то он в любом случае получит.

Дядюшка Альбин сделал чудо. Потому что у него был длинный список всех дам, обитающих в главных отелях, – тех женщин, чьи фамилии либо имена начинались с «Б». Было их более сорока человек. На некоторых он уже успел взглянуть, воспользовавшись добротой портье или коридорных. Но ни одна из них не вызвала у него подозрений.

– А чем вы, дядя, руководствовались при оценке, является ли она интересующей нас женщиной?

– Я принимал во внимание ряд гипотетических моментов. Прежде всего – возраст. Если Яцек обручился с тобой примерно лет пять назад, то наверняка уже в то время был убежден, что предыдущая жена не станет его искать, что оставила она его навсегда. Чтобы утвердиться в такой мысли, требуется время не меньше двух-трех лет. А значит – прошло минимум восемь лет. Стать его женой она могла не раньше чем в восемнадцать. Восемнадцать плюс восемь – и вот у нас цифра двадцать шесть, нижняя граница ее возраста. Но мы должны установить и верхнюю. Тут дело потруднее. Восемь лет назад Яцеку было двадцать четыре. Таким юношам часто нравятся женщины постарше их. Например, сорокалетние. Меж тем у нас есть одно указание, которое нужно иметь в виду. Эта дама вскоре после женитьбы Яцека оставила. А ты сама убедишься, когда станешь чуть постарше, что стареющая женщина отнюдь не так уж легко и просто оставит мужчину, а особенно того, кто значительно младше ее.

– Дядя, вы гений, – сказала я с чувством.

– Ты не первая, кто так думает, – кивнул он. – Ты – вторая. Первым был я сам. Итак. Приняв во внимание все вышесказанное, мы можем допустить, что в то время это была дама в расцвете и со всеми шансами на успех. А значит, не могло ей тогда быть больше чем двадцать восемь. Двадцать восемь плюс восемь дает нам тридцать шесть. То есть «госпожа Б.», которую мы разыскиваем, нынче в возрасте от двадцати шести до тридцати шести лет. Теперь проблема внешнего вида. Насколько я понимаю, у Яцека устойчивый вкус. Ему нравятся высокие блондинки с темными глазами. Это еще одна подсказка. А кроме того, мы можем предполагать, что «госпожа Б.» недурна собой и даже изысканна. Также можем считать, что она не лишена ни такта, ни хороших манер.

– Из чего же вы делаете такой вывод? – удивилась я.

– Потому что, будь она вульгарной авантюристкой, обратилась бы нынче не к Яцеку, а к тебе. Устроила бы сцену, скорее всего – публичную. Резюмируя, скажу: мы имеем дело с молодой, изысканной и хорошо воспитанной высокой блондинкой с темными глазами. Именно такую я и разыскиваю.