Господин барон - Андрей Валерьевич Степанов

пути — либо наверх, либо наружу через главный вход. Без колебаний Эд пошел вперед. Я двигался за ним, чуть подотстав — жар пламени чувствовался даже через стену.

Далее мы уже не колебались. Загрохотали выстрелы — напарник методично, укладывая пули в идеально горизонтальную линию, выпустил три пули прямо через стену. Как раз туда, где по его предположению мог прятаться наш противник.

А потом выскочил наружу — от оставшихся его прикрывал выступающий угол дома. Жестом поманил меня к себе и одновременно с этим выстрелил еще раз. И указал мне на точку, которую следовало занять.

Где-то в глубинах дома снова звенели стекла и последовал второй разрыв — кинули еще одну бутылку, но уже в кухню. Я вспомнил, что там остались деньги Подбельского. Жалел я не сами деньги — это был своеобразный подарок от хорошего человека, который не хотелось предавать огню. Но выбора не оставалось.

Эд больше ничего не говорил. Только жестикулировал, показывая на пальцах, что мне следует обойти дом. Пришлось почувствовать на своей шкуре, когда просто выполняешь указания. Сам я не мог придумать в данной ситуации ничего толкового и решил, что исполнять план будет проще всего.

На самом деле меня переполнял страх. Мало того, что у меня на глаза сжигали дом. Я еще не знал, сколько противников всего, и кто окажется у меня на пути. Что-то похожее я должен был ощущать, когда гнался за Иваном. Он утащил приличную сумму денег и долго петлял зайцем среди портовых складов. Но тогда адреналин заглушал страх.

Сейчас его не было. Только сердце билось часто-часто, и каждый раз, сворачивая за угол, я опасался, что словлю пулю. Но этого не произошло.

Дом уже полыхал. Добротный каркасник. Но без хорошей огнезащиты, как выяснилось, — обычная спичка. Я даже к стене прислониться не мог и просто выскочил из-за угла. Дородный мужчина настолько увлекся пламенем, вырывавшимся наружу из разбитого окна, что не заметил меня.

Пора прекращать вести счет жертвам. Чем больше я задумывался о том, во что я ввязался, тем лучше понимал, что, если не разобраться в происходящем, погибнет еще больше людей.

С треском обрушилось перекрытие в гостиной, выплюнув наружу целое облако огня. На последнего нападавшего мы заходили с двух сторон.

Под мышкой он держал бутылку, в той же руке — зажигалку, а в другой — пистолет. Когда облако пламени поднялось ввысь, я заметил, что смотрит он не в мою сторону. Эдуард уже приближался к нему.

Я тоже решил выйти, и мы заняли одну позицию на расстоянии пары метров друг от друга.

— Живо к дому! — скомандовал Эд таким голосом, каким обычно орут на новобранцев сержанты в военных фильмах. — Иди сам или ползти заставлю! — и тут же выстрелил, целясь перед ним. — Бутылку не выпускай! Проверьте улицу, — обратился он ко мне уже совершенно другим тоном.

Я колебался. Хотелось выспросить у последнего оставшегося в живых, кто их нанял, почему все это происходит и сотню других вопросов. Но если вдруг кто-то сидел в машине, он мог обнулить результаты допроса парой метких выстрелов.

Поэтому я нехотя вышел на улицу, пустынную и безлюдную, и проверил автомобиль, припаркованный у забора. Никого внутри не было, и я поспешил обратно, чтобы успеть задать так интересующие меня вопросы, но в одну секунду, когда я уже собирался открыть рот, раздалось сразу три звука.

Сперва выстрел, сразу же, одновременно с ним звякнуло стекло, жалобно и коротко, а потом — хлопок. И моментально округу пронзил душераздирающий вопль, который оборвался еще одним выстрелом далеко не сразу.

На моих глазах объятое пламенем тело упало на траву. Дом полыхал факелом, вовсю трещал и заметно просел.

— Зачем?

— За Данила, — глухо ответил Эд. — Простите, Максим Леонидыч. Я знаю, что вы хотели бы спросить у него кое-что, но по своему опыту говорю вам: такие люди ничего не скажут.

Пока он объяснялся, дом окончательно накренился и рухнул набок, завалив горящими деревяшками скорую помощь. Эдуард некоторое время смотрел на то, как обгорают пластиковые детали кузова, а потом, не поворачиваясь ко мне, медленно произнес:

— Теперь нам не придется возвращать его домой.

Домой! А у меня теперь дома и вовсе не было! Только неопределенность и фальшивая личность в Империи.

Глава 6. Весьма глубокий кризис

Похоже, что в привычном мне мире я лишился всего. Машина наверняка уже ржавеет на какой-нибудь штрафстоянке. Дом сгорел дотла. От прежней жизни ничего не осталось, потому что я не мог толком поддерживать дружеские связи со старой компанией. Да и моя пропажа на несколько недель явно не способствовала сохранению рабочего места.

От догорающего коттеджа мы отъехали на легковушке, которая привезла пятерку наемников. Раз они дружно решили отправиться на тот свет, как заключил Эд, транспорт им больше ни к чему. Поэтому мы реквизировали автомобиль, повозившись приличное время со взломом замка зажигания.

Ехали молча, каждый думал о своих потерях. Я не решался завести новый разговор, предпочитая дождаться встречи с Павлом. И все же кое-что мне удалось уточнить. Мы вывернули на восток и некоторые догадки подтвердились, стоило мне спросить. Эд вез меня на территорию Любецкого поместья. В моем мире там не было ничего, кроме почти что заброшенной деревушки и такой же церкви.

Реально существующее в Империи поместье выглядело немногим лучше, но деревушки вокруг были куда живее. И комарья побольше. Пока что.

Мы мчали по трассе, окруженной деревьями, и я погрузился в размышления относительно все того же поместья, как вдруг Эд подал голос впервые за пятьдесят километров пути:

— Мощные у вас автомобили. Но тесные, — резюмировал он свои впечатления от наших машин. Четыреста седьмой к этому моменту летел далеко за сто тридцать.

— Должны же быть в нашем мире какие-нибудь преимущества, — хмыкнул я и на этом разговор закончился.

— Куда без этого! Хотя бы ваши машины быстрее наших.

— Наши — в смысле, чьи? — уточнил я.

— Вашей страны.

— Это французская.

— Что?? — После моих слов Эд едва не выпустил руль.

— Но и наши стали делать не хуже в последние пару лет, — поспешил добавить я. — Интернационализм, международные платформы и единые компоненты. Сложно это. Нельзя сказать, что машина полностью российская. Или французская.

— А-а, — озадаченно ответил он и сосредоточился на вождении — высокая скорость его сильно напрягала, но я заметил, что