Тайные дневники Шарлотты Бронте - Сири Джеймс

— Закончила на прошлой неделе.

Я была довольна своим нарядом из бледно-голубого шелка, расшитого изящным узором из белых цветов, однако не имела настроения его обсуждать, тем более что Анна похвалила платье явно лишь для смены темы. Однако задать вопросы я не успела — из вагона выскочил брат; он отдавал приказания двум носильщикам, которые спустили на платформу знакомый старый чемодан.

— Анна! Это твой чемодан? — удивилась я.

Сестра кивнула.

— Зачем ты привезла его? А! Ты решила остаться дома? — обрадовалась Эмили.

— Да. Я уведомила о своем намерении Робинсонов и больше не вернусь в Торп-Грин.

На лице Анны отразилось облегчение, и в то же время в ее глазах таилось беспокойство.

— Я так рада, — Эмили снова обняла Анну. — Не представляю, как ты выдержала так долго.

Новость ошеломила меня. Я знала, что с первого же дня работы гувернанткой у Робинсонов Анна была несчастлива. Она больше всех расстроилась, когда провалилась наша попытка открыть собственную школу, ведь иначе у нее появился бы «законный повод совершить побег из Торп-Грин». Анна никогда не говорила, какие именно причины вызывали ее досаду, разве что выказывала обычное недовольство положением гувернантки, а я была не вправе допытываться.

Возможно, вам покажется странным, что сестры, столь любящие друг друга и столь схожие по возрасту, образованию, вкусам и чувствам, хранили друг от друга секреты, но дело обстояло именно так. В детстве, пережив ужасную потерю старших сестер Марии и Элизабет, мы научились виртуозно прятать боль — а значит, свои самые сокровенные мысли и переживания — за бодрым и отважным выражением лица. Через много лет мы пошли каждая своим путем, что упрочило существующее положение.

Разумеется, обо всем, что я вынесла в последний год в Брюсселе, я ни словом не обмолвилась со своими сестрами. Могла ли я ожидать, что Анна будет со мной более откровенна, чем я с ней? Как бы то ни было, она вернулась домой, и настала пора разрубить этот узел; я должна была выяснить, что происходит.

— Анна, — начала я, — замечательно, что ты осмелилась покинуть Торп-Грин, раз была там несчастна. Тебе известно, как мне ненавистна работа гувернантки. Но оставить столь надежное место сейчас, когда наше финансовое благополучие под угрозой… это удивляет. Что вызвало такой внезапный и решительный отъезд? Почему ты умолчала о нем в письме?

Анна покраснела и метнула странный взгляд на Бренуэлла, который хлопотал вокруг чемодана и саквояжей, собираясь погрузить их на тележку и доставить к нам домой.

— Нет особых причин. Просто мне надоело быть гувернанткой, вот и все.

Эмили не сводила с нее глаз.

— Ты же знаешь, я читаю тебя, как открытую книгу, Анна. Тебя что-то тревожит. Что случилось? Что ты скрываешь от нас?

— Ничего, — настаивала Анна. — Ах! Как прекрасно вернуться домой! Ну или почти вернуться. С каким нетерпением я ждала этого дня!

Завершив переговоры с хозяином тележки, Бренуэлл направился к нам с распростертыми объятиями и широкой улыбкой.

— А ну-ка обнимите нас! Как поживают мои любимые старшие сестренки?

Мы с Эмили засмеялись и прильнули к брату.

— Мы пребываем в прекрасном здравии и еще более прекрасном расположении духа, — сообщила я, — с тех пор как ты приехал, чтобы составить нам компанию.

Мой брат был красивым мужчиной среднего роста, двадцати семи лет от роду, с широкими плечами и стройной атлетической фигурой; очки балансировали на кончике его римского носа; копну морковно-рыжих волос, достигавших подбородка, венчала лихо заломленная шляпа. Бренуэлл был умным, пылким и талантливым, его окружала атмосфера абсолютной уверенности в собственной мужской привлекательности. За последние десять лет у него развилась роковая склонность к пьянству, кроме того, к нашему бесконечному ужасу и замешательству, брат время от времени принимал опий. В тот момент я с облегчением увидела, что его взгляд ясный, трезвый и искрится радостью.

С дружеской досадой я подтолкнула брата локтем и спросила:

— Почему ты не писал? За последние шесть месяцев я отправила тебе полдюжины посланий, однако ты ни разу не ответил.

— Все это время у меня и минутки свободной не было, к тому же мне не хватало на переписку терпения.

— В таком случае хорошо, что ты приехал домой отдохнуть, — заметила я.

— Папа так скучал по вам обоим, — сообщила Эмили, подхватывая Бренуэлла под руку, когда мы вышли с вокзала. — Если поспешим, то успеем домой к чаю.

— Для прогулки еще слишком жарко, — возразил Бренуэлл. — Давайте сначала заглянем в «Девоншир армс» и подождем, пока жара немного спадет.

Мы с сестрами переглянулись. Нам было прекрасно известно, что на постоялом дворе Бренуэлл непременно потребует выпить, и уж точно не чаю. Одна кружка неминуемо превратится в три или пять; меньше всего нам хотелось, чтобы брат напился в день своего возвращения.

— Я лично обещала папе, что мы сразу же отправимся домой, — сказала я.

— Не так уж и жарко, — быстро добавила Анна.

— Чудесный день, весьма подходящий для прогулки, — подхватила Эмили.

Бренуэлл вздохнул и закатил глаза.

— Прекрасно. Видимо, среди этих девиц мнение мужчины в расчет не принимается.

Мы пошли по главной улице Китли — процветающего городка с бурлящей новой рыночной площадью в окружении красивых зданий. Этот город, расположенный не слишком удачно в лощине между холмами, с небом, временами затянутым испарениями множества близлежащих фабрик, мы посещали все же довольно часто, поскольку его многочисленные магазины предлагали товары и услуги, недоступные в нашей крошечной деревушке.

— Как папа? — спросила Анна.

— Его нельзя назвать ни сварливым, ни раздраженным, скорее беспокойным и подавленным, — ответила Эмили.

— Я очень тревожусь из-за него, — призналась Анна. — Что с ним — и с нами — станет, если он ослепнет? Как, по-вашему, он лишится должности?

— Папа должности не лишится, — отрезал Бренуэлл. — В приходе его очень высоко ценят. И разве ты, Шарлотта, не говорила в своем последнем письме, что отец нанял нового викария?

— Да, мистера Николлса. Я нахожу его на редкость неприятным.

— Почему?

— Он очень замкнутый и необщительный.

— Но компетентный? Он хорошо выполняет свою работу?

— Пока слишком рано делать выводы. Он приступил к ней всего несколько недель назад.

— Мистер Николлс наверняка хороший человек, раз папа его выбрал, — заметила Анна.

— Папа также выбрал Джеймса Смита, — напомнила я, — а он был грубым, заносчивым и корыстным.

— Папа больше не повторит подобную ошибку, — заявил Бренуэлл. — Мистеру Николлсу цены не будет, если в приходе он возьмет на себя хотя бы половину обязанностей отца.