Сотворение мира - Татьяна Кудрявцева

Девчонки всю перемену шушукались, а мальчишки делали вид, что их это не касается. Подумаешь! Серафиме хорошо советовать. Проведать! Чего интересного в больницах, да и добираться туда надо полдня через весь город.

В конце концов Гущенко подошла к Саше и громко спросила:

– Румянцева, а ты не собираешься к Слонову? Кто же, как не ты? Ведь он твой сосед по парте!

Все уставились на Румянцеву. Саша сжала зубы, чтобы не покраснеть, и начала собирать деньги Слонову на передачу. Молча, как китайский болванчик.

Хорошо, что после перемены история была. Саша всё прослушала. Тамара Кирилловна (вот что значит понимающий человек!) просекла, конечно, что Румянцева сейчас где угодно, только не в Средних веках, но не спросила ни разу.

Саша, наверное, и под страхом смертной казни не призналась бы, что предстоящее мероприятие смущает ее, как тургеневскую барышню. До сих пор ей не доводилось навещать мальчиков в больнице. Но не рассказывать же об этом всему классу!

Она утешала себя тем, что в инфекционное отделение гостей не пускают. Подумаешь, авоську сунет в справочное и убежит.

Не тут-то было. За ней из любопытства увязалась компания – Волова и Пожарская, сарафанное радио класса. После истории сразу и поехали.

Долго спорили, что купить – чтобы и дешево, и сердито. Остановились на компоте. Получилось три здоровенные банки: компот консервированный из сливы, персиков и черешни.

Кряхтя, они потащили неудобные банки сначала в одном переполненном трамвае, потом в другом… Авоськи с банками цеплялись за пассажиров, пассажиры цеплялись к девчонкам. Волова с Пожарской начали ворчать. А когда в конце концов они ввалились в справочное, там сообщили, что Слонова сегодня выписали.

Поездка потеряла смысл.

– У дурака всё дураковское. Выписывается, и то не вовремя! – раздраженно сказала Надька.

– Была нужда теперь эту тяжесть назад переть! – полностью утратила интерес к делу Ганна.

– А куда же мы денем шесть литров компота? – растерянно спросила Румянцева.

– Ой, никуда! Поставим на скамейку в больничном сквере, а сами уйдем. Кому надо – возьмет, – деловито предложила Волова.

– Точно! – фыркнула Пожарская.

И поставила.

И Волова поставила.

А Саша растерянно мотала авоськой из стороны в сторону, начиная краснеть. Она не могла бросить здесь этот несчастный компот, как если бы он был живым.

Саша стеснялась самой себя и злилась на Слонова, который всегда был голодным, на девчонок: они смотрели на нее во все глаза.

– Может, тебе компотику захотелось? – ехидно спросила Пожарская. – Так у нас открывашки нет!

Волова хихикнула.

Бросив авоську и подхватив банку под мышку, Саша молча зашагала к остановке.

– Эй, может, ты тоже заболела? – икая от смеха, подпрыгивали рядом девчонки.

Они были рады: не зря съездили. Будет что завтра рассказать!

…Утром, в ожидании спектакля, все не сводили глаз с парты Румянцева – Слонов.

Саша водрузила перед Слоновым банку с черешневым компотом и, ничего не объясняя, буркнула:

– Это тебе.

А Слонов, будто так и надо, осторожненько поставил банку под парту и сказал на весь класс:

– Спасибочки, Моська. Черешня – это хорошо! Народ, не завидуйте.

И все головы как по команде отвернулись. Так что спектакля не вышло.

«Что, съели?» – подумала Румянцева. И успокоилась.

На самом деле съел один Слонов. Дома компот.

1 ноября, раннее утро

5 ноября, вечером

Думаю, во всем виновата Эллочка. Наверняка это она накапала Серафиме на Слонова. Он ведь почти каждый день получает «колы» по математике. У Эллочки это самая ходовая отметка.

Хотя Слонов, конечно, дико несобранный. На задания домашние вообще плюет. Зато если уж вникает на уроке, знания в него просто врубаются. Как возрастные кольца в дерево. Всё дело в том, что Эллочку он не слушает.

– Я ее не воспринимаю, – признался он мне.

Ха! Представляю, как это выводит ее из себя.

Так вот, Серафима подозвала меня и говорит:

– Нужно подхлестнуть Слонова. Разве возможно в такой короткий срок нахватать столько единиц! Ты, как редактор газеты, должна принять меры.

А что я, спрашивается, должна делать? Как-то это нечестно: быть за Эллочку и против Слонова. Размышляла целый день, а потом подошла к Слонову и предложила:

– Серафима велела про тебя заметку написать. Давай, чтоб не обидно было, напишем ее вместе!

Сначала он был поражен, сказал даже, что я сбрендила. А потом согласился.

Уроки закончились, а девицы наши, как назло, не расходились, вертелись в классе. Мы терпели, терпели, а потом Слонов их выгнал.

Причина была уважительная: мы дежурные, надо же убирать помещение. Девицы покраснели, стали перешептываться. И всё оглядывались на ходу и переглядывались. Вот пустышки!

А нам так хорошо было. Мы про все поговорили. Оказывается, Слонов хочет быть летчиком. Он открыл мне свою тайну, сказал, что уже готовится физически – занимается боксом. А потом я начала вслух сочинять заметку, а он класс подметать. Он сам это предложил:

– Ты сочиняй, сочиняй, я всё уберу.

Из всей уборки я только доску и вытерла.

В самом конце заявилась завуч. Сначала она похвалила:

– Молодцы, класс хорошо убрали! На пятерку. Это ты, Румянцева, наверняка убирала? – И тут же, взглянув на доску: – Нет, пятерку ставить нельзя. Что же, Слонов, доску-то плохо вытер?!

Когда у меня прорезался дар речи, ее уже и след простыл. Вот как люди могут ошибаться!

10 ноября

Ни с того ни с сего Алевтина предложила мне дружбу. Я с радостью согласилась. Алевтине я симпатизирую. Она загадочная личность. Молчаливая. Приехала из другого города. У нее толстые косы, умные скрытные глаза за металлическими очками. И фигура как у Маши Распутиной. Сразу видно: в душе у нее уже отбушевала буря любви.