Незабудка и её дракон … - Елена Терешкова

голос! Попробовала улыбнуться, получилось неуверенно, растерянно.

— Дай мне руку, — попросил он.

Резким движением я оттолкнула его и, не удержавшись … словно, маленькое белое пёрышко полетела со скалы вниз. Мне совершенно не было страшно. Пусть всё закончится сейчас, я всё равно больше не живу, меня нет. Неужели я ошиблась? Всё было иллюзией, обманом? Мамочка, зачем ты меня отпустила? Захотелось кричать от отчаяния, но моё горло сдавил спазм, и я не произнесла ни одного звука. Ветер не жалел меня, бросал в разные стороны, кружил. О чём я тогда думала, да ни о чём, … накрыла пустота. Я просто закрыла глаза и поддалась воле ветра. Вдруг, сильные лапы подхватили меня, и я уже летела в сторону лагеря, не подчиняясь ветру, сопротивляясь ему. Аккуратно опустив меня на песок, Сверр сел рядом.

— Я сегодня же уеду, честно, — не дожидаясь того, что он скажет, проговорила я.

— Я погибну без тебя, — прошептал он.

— Нет, мой дракон, у нас разные жизни, как я это не увидела сразу. Твоя жизнь меня не принимает, — мой голос срывался.

— Вернись, — прозвучал голос в голове.

Слёзы застилали глаза, руки дрожали, ноги не слушались. Подошла к нему, как я считала в последний раз и поцеловала. Поцелуй был горько-солёный, на грани нежности и страсти. Он был самый лучший, потому что последний.

— Больше никого так не буду целовать, … и любить тоже…

— Софи, остановись, пожалуйста. Выслушай меня. Прошу!

— Знаешь, пару дней назад я поняла, что значит — умирать от любви. Так вот сегодня я узнала, как умирать от безысходности и боли. Я совершила ошибку, это будет мне уроком.

Софи не хотела отпускать Сверра, и тем более оставлять его. Напротив она хотела сказать, что не сможет жить без него, но вслух произнесла:

— Будь счастлив, береги себя …. Прощай, Сверр.

Не знаю, что мной тогда двигало, возможно, гордость — она управляла мной, руководила. Одного я не понимала, может по неопытности, что в тот момент я теряла Сверра, навсегда.

— Софи, одумайся! — кричал мой внутренний голос.

— Заткнись! — ответила гордость.

Почему я не выслушала его? Почему не дала даже малейшего шанса всё объяснить? Ему же больно, как и мне, может и хуже. Я не боролась за любовь, а просто отпустила. Почему? Глупая. Я была слепа в своей гордости. Знаю, буду скучать, дико скучать, бесконечно ворошить в памяти воспоминания о счастливых минутах, проведённых с ним, но он уже не вернётся. В наших отношениях наступила точка невозврата. Это конец! Ненавижу себя! Моя жизнь превратилась в одно большое чёрное пятно, где нет вчера, нет завтра, … ничего нет. Чернота.

Я ушла. Нет, не правда, я не ушла, я убежала. Бежала так, что кто-нибудь со стороны мог подумать, что за мной гонится стая бродячих собак. Но мне плевать, что обо мне подумают. Нервными движениями собрала свои вещи в сумку, написала пару слов Эмми, чтобы знала, что я уехала. Переодела эти ужасные босоножки с платьем, и побежала в сторону трассы, боясь, чтобы меня не остановили.

Сверр:

Просидел в пещере дня три, может больше, время для меня потеряло счёт. Сила дракона билась внутри, хотелось всё разломать, разбить, ярость рвала грудь. Порой дракон вырывался. Проход в пещере был узкий, в итоге — содранные когти, рваные раны, побитые крылья. Физической боли я не слышу, но как же болит внутри, всё выжжено, нет ничего живого. Чувствую, как больно моей девочке, от этого жжёт ещё больше. Как она справляется? Есть ли кто рядом, чтобы поддержать, успокоить, обнять? Дурак, зачем ты её отпустил? Она бы меня тогда не услышала, я причинил ей сильную боль, можно сказать, смертельно ранил. Мне нет прощения, я виноват. Сначала надо было предупредить родителей, настроить их, а я повёл себя, как безголовый мальчишка. Да, с ней я совершенно потерял голову. Так долго я искал тебя, моя девочка и не сберёг. Сейчас, для себя решил, единственным правильным решением, будет уехать отсюда и поселиться у старца — отшельника, он всегда помогал мне, всегда находил нужные слова. Он — мой учитель, мой друг, мой разум. Вернулся домой за вещами.

— Сверр, сынок, как хорошо, что ты вернулся, — воскликнула мама.

Я не отвечал. Молился только о том, чтобы не сорваться, чтобы никого не покалечить. Мне было очень сложно удержать дракона, а он всё норовил вырваться наружу.

— Брат, ты должен понимать, мы хотим тебе добра, — пыталась поговорить со мной Белинда. — Среди нас нет врагов, или эта девчонка настроила тебя против нас? Когда только успела?

Мой пульс учащался, сил сдерживаться, почти не осталось. Кровь казалось, закипает в венах. Сжал кулаки, глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Ничего не получалось, мне становилось только хуже. Я мог взорваться в любую секунду. Дракон окреп, моих знаний и сил сдерживать его не хватало. Вся эта атмосфера, эти люди давили меня, перекрывали кислород. Мне очень жарко, тело как будто горит огнём, внутри меня кипящая лава.

— Ты, что совсем ничего не слышишь? Мать пожалей, — вмешался отец.

Когда я развернулся, чтобы ответить, ни у кого уже не было желания общаться. Красные глаза, бешеный взгляд, взлохмаченные волосы, тяжёлое дыхание — не располагали к беседам. Мой вид был отталкивающий, пугающий, ужасающий.

— Мать пожалеть? Кого ещё? Вы говорите, слушаю вас, — я уже не говорил, а рычал.

— Сынок, не надо, пожалуйста, — плакала мама. — Ты же не такой, Сверр опомнись.

— Я умер,… мама…., — грубо выдавил из себя.

— Ты с ума сошёл? — Белинда подбежала ко мне.

— Уйди в сторону, — она стояла на месте. — Пока по-хорошему прошу, — Белинда не двигалась. — Ты сама так захотела, — я буквально смёл её со своего пути, она упала и собиралась наброситься на меня.

— Не смей, — остановил её отец. — Пусть идёт.

К чёрту вещи, забрал документы и выбежал из ненавистного дома, от людей предавших меня, вырвавших сердце. Взглядом зацепил зеркало, если честно, то сам себя не узнал. Там в отражении был какой-то монстр, только издали напоминающий меня. Не позавидуешь тому, на кого выплеснется вся моя ярость. Дракон хотел крови. Как его остановить? Невозможно!

— Куда он ушёл? Он же сейчас что-нибудь натворит. Его нельзя отпускать в таком состоянии, — мама понимала, что сделать они ничего не могут.

— Ему надо побыть одному, успокоиться, — сказал отец.

— Он нас возненавидит, — волновалась мама. — Я никогда таким его не видела.

— А что, нам надо было ему в ножки поклониться? — зло спросила Белинда.

— Мы не должны были так поступать с той, кого сын полюбил. Возможно,