Череп грифона - Гарри Тертлдав

— Благовония из родосских роз! Прекрасная финикийская пурпурная краска! Папирус с Нила! Прекрасные чернила, лучше не бывает!

Очень многие люди тоже кричали, продавая горшки и фиги — Кавнос славился своими фигами, — а еще кожу и шерстяную ткань. Эти крики раздавались в каждом городе по всему побережью Внутреннего моря.

Однако Менедему благодаря необычности своих товаров удалось привлечь внимание зевак и, как он надеялся, рабов богатых людей.

— Откуда твоя краска? — спросил кто-то. — Сказать «только что из Финикии» — в наши дни значит ничего не сказать. В Финикии множество городов, и каждый из них по-своему добывает краску из моллюсков.

— Из Библа, — ответил Соклей. — С тех пор как Александр разорил Тир, все считают, что краска из Библа самая лучшая.

— Ну не знаю, — заметил житель Кавна. — Я лично всегда предпочитал сидонскую. Но краска из Библа тоже подойдет для моей шерсти, если только цена окажется более или менее приемлемой. Сколько ты просишь за один кувшин? В каждом из них родосский котил краски, так?

— Верно, — ответил Соклей. — Примерно столько жидкости, сколько вмещает большая чаша для вина. Но вино ты можешь получить за несколько оболов. А пурпурная краска стоит дороже — моллюски, из которых ее добывают, не так легко собирать, как виноград.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо проговорил торговец шерстью. — Скажи, сколько ты хочешь за кувшин. Я отвечу тебе, что ты проклятый богами вор, а потом мы продолжим торговаться.

Соклей улыбнулся. И Менедем тоже — житель Кавна явно не любил тратить время зря.

— Как скажешь, о почтеннейший, — отозвался Соклей. — Тридцать драхм за кувшин кажется мне справедливой ценой.

— Тридцать? — взвыл местный. — Ты — проклятый богами вор! Я ожидал, что ты скажешь — пятнадцать, а я рассмеюсь в ответ. Десять и то было бы слишком много, клянусь Зевсом Лабрандским.

Он говорил на дорийском диалекте эллинского языка, не очень отличающемся от того, на котором изъяснялись Менедем с Соклеем, но бог, которым он поклялся, был карийским.

— Очень мило с твоей стороны, что ты к нам заглянул, — вежливо произнес Соклей.

Торговец шерстью не сделал попытки уйти. Маленькая толпа, собравшаяся вокруг торговцев и покупателя, подалась вперед, чтобы не упустить следующий этап торга.

Соклей просто ждал. Он хорошо умел ждать, лучше Менедема, который по складу своего характера был азартным, импульсивным игроком.

Наконец торговец шерстью из Кавна проговорил с таким видом, будто у него болел живот:

— Полагаю, я мог бы накинуть цену до двенадцати драхм. Соклей как будто его не услышал.

— Или до тринадцати, — невероятно обиженным тоном добавил местный.

— Что ж… — Соклей пощипал бороду.

Все ждали. Сколько он сбавит с первоначальной цены? Иногда… даже часто Менедем тоже встревал в сделку, но в данном случае этого, казалось, не произойдет.

Тоном мягкого сожаления Соклей сказал:

— Полагаю, отец не отхлещет меня ремнем, если я продам кувшин за двадцать восемь драхм.

Но, судя по его голосу, он не был так уж в этом уверен.

И торговца шерстью он тоже не убедил. Зрители улыбнулись и подтолкнули друг друга локтями: то будет длинный, шумный, занимательный торг. Кто-то уже шептался с соседом, предлагая заключить пари, по какой цене в конце концов будет продана краска.

Было очевидно, что торг займет немало времени, поэтому Менедем отошел, чтобы воспользоваться случаем и по-быстрому осмотреть агору. Он съел большую засахаренную фигу и едва удержался от восхищенного возгласа.

— Может, нам стоит поговорить о сделке, — обратился он к продавцу фиг. — Я мог бы привезти твои фиги на Родос, вдруг они будут иметь там успех.

— Только не тяни слишком долго, друг мой, — ответил торговец. — Мой товар всегда расходится быстро. Я уже много продал.

— Ну-ка посмотрим, что тут у вас еще интересного, — сказал Менедем. — Вон тот парень рядом с тобой торгует… Никак, настоящими львиными шкурами? А что там за шкура в полоску?

— Она из Индии, шкура тамошнего зверя под названием тигр, — ответил человек, торгующий в соседней палатке. — Если бы я развернул шкуру, ты бы увидел, что она даже больше львиной. Тигры водятся только в Индии, они убивают овец в горах — до тех пор, пока местные всем скопом не отправляются охотиться на хищников с копьями.

— Ну и ну… — откликнулся Менедем.

На Родосе не было львов. Они там никогда не водились — во всяком случае, на памяти многих поколений. Но что касается материка, Анатолии — там дело обстояло по-другому. Менедем припомнил стихи, которые пришли ему в голову в море: Гомер очень хорошо знал этих зверей. Теперь львы уже не водились в Элладе, хотя, возможно, несколько этих зверей до сих пор все еще прятались в лесной глуши Македонии.

Менедем решил прицениться к шкурам. Эллины не носили мехов — в отличие от фракийцев, скифов и других варваров, — но образы Зевса и Геракла могли подвигнуть его соотечественников на то, чтобы нарядиться в львиную шкуру… а возможно, и в шкуру тигра. Или же они могли поступить так в честь Диониса, который, как говорят, побывал в Индии.

Но прежде чем родосец успел задать вопрос, он заметил на земле возле ног обутого в сандалии торговца другой предмет.

— А это что такое и откуда? — спросил Менедем.

— На второй вопрос легче ответить, чем на первый, — ответил торговец. — Тот, кто мне продал эту штуку, сказал, что получил ее от человека, жившего в Александрии Эсхате.

— В какой-какой Александрии? — переспросил Менедем. — Александр назвал в свою честь множество городов по всему Востоку. Какая именно это из Александрии? Где она находится?

— Чуть ли не на краю света — в Согдиане, на реке Яксарт, — ответил торговец. — Живущий там эллин получил этот предмет от сака, который странствовал по равнине на северо-восток. А уж где кочевник нашел такую штуку, продавший мне ее человек и сам не знал.

— Но что же это все-таки такое? — снова спросил Менедем.

Услышав ответ торговца, он широко распахнул глаза.

— Шутишь!

— Похож, верно? — спросил житель Кавна.

— Не знаю. Я в жизни ни одного не видел, — ответил Менедем. — И не знаком ни с кем, кто бы видел… Хотя…

Он посмотрел туда, где остался Соклей. Его двоюродный брат, похоже, уже заключил сделку с торговцем шерстью, а значит, мог подойти и тоже взглянуть на удивительный предмет. Менедем пронзительно свистнул, потом помахал, чтобы привлечь внимание брата.

— Эйя, Соклей! — закричал он. — Иди сюда!

* * *

Соклей был чрезвычайно собой доволен. Он заставил торговца шерстью заплатить двадцать две драхмы за кувшин пурпурной краски и продал ему целых шесть таких кувшинов. Все вырученное сверх восемнадцати драхм было прибылью, поэтому он отлично справился. Теперь, когда покупатель отправился домой, чтобы принести серебро — одну мину и тридцать две драхмы, как доложила та часть сознания тойкарха, что ведала вычислениями, — Соклей хотел улучить миг, чтобы слегка расслабиться и погордиться собой. Хотеть-то он хотел, однако ему это не удалось. Менедем с другого конца агоры вдруг начал ему махать, свистеть и вообще вести себя как дурак.