Смертоносная Зима - Роберт Линн Асприн

Но мир, как говорил учитель Нико, есть смерть. И она вскоре найдет его.

Колдунья Роксана тоже была смертью. Он надеялся, что она не может чувствовать его присутствие гак отчетливо, как он ее. И хотя он прилагал усилия для того, чтобы сохранять в секрете свое пребывание здесь от тех, кто мог бы этим воспользоваться, Нико влекло к Роксане, как проститутку Санктуария к изрядно выпившему клиенту или, если верить слухам, как принца Кадакитиса к бейсе Шупансее.

Даже песчаные пруды Бандары и глубокие медитации на берегу моря не помогли его душе очиститься от непреодолимого влечения к телу колдуньи, которая любила его.

И вот он спустился вниз, назад в Санктуарий, под предлогом эфемерного призыва Рэндала. Вернулся для того, чтобы увидеть Роксану. Прикоснуться к ней. Поговорить с ней.

Нико должен изгнать ее из своей души, освободить душу от когтей Роксаны, очистить от нее свое сердце. Он пришел к такому решению за время своего пребывания в Бандаре. По крайней мере, положил этому начало. Его доктрина гласила, что любая известная проблема должна быть разрешена им. Однако, когда проблемой Нико была Роксана, Стелс не был уверен, что это так.

Вот почему он должен встретиться с ней лицом к лицу. Здесь. И заставить ее отпустить его.

Но он не нашел ее в «Держи пиво». Там был только пожилой толстый мужчина с всклокоченной бородой, который очень сильно постарел за минувшие годы; в глазах его застыла зима, еще более колючая, чем те, что когда-либо приносили с собой в Санктуарий ветры, дувшие с бескрайнего моря.

Когда Нико поведал старику судьбу его дочери, тот только кивнул и. подпирая кулаком подбородок, сказал:

— Ты сделал все, что мог, сынок. Как теперь все мы делаем все, что в наших силах. Кажется, это было так давно, столько горя случилось с тех пор… — Он замолчал, прерывисто вздохнул и утер рукавом покрасневшие глаза, из чего Нико понял, что боль отца все еще была острой

Стелс встал из-за мраморного стола, за которым сидел старик, и посмотрел на него сверху вниз.

— Если я могу для вас что-нибудь сделать, сэр, — я к вашим услугам Вы найдете меня в Гильдии наемников, я пробуду здесь неделю, может, две.

Старый хозяин пивной высморкался в кожаную кайму своего хитона и, вытянув шею, сказал:

— Просто оставь в покое других моих дочерей, вот и все.

Нико выдержал пылающий гневом взгляд старика, и тот смягчился.

— Прости, сынок. Нелепо винить в превращении людей в тени кого-то, кроме их создателей Удачи тебе, пасынок. Как там говорят твои братья по оружию? А, вспомнил: долгой жизни тебе и вечной славы.

В голосе безутешного отца было столько горечи, что Нико трудно было не понять то, что осталось недосказанным.

Однако он вынужден был попросить:

— Сэр, я молю вас об одной услуге — не называйте меня так здесь. Не говорите никому, что я в городе. Я пришел к вам только потому, что… Я должен был прийти. Ради Тамзен.

Впервые в разговоре двух мужчин прозвучало имя девушки, которая была дочерью старшего и любовницей младшего, девушки, чей прах теперь мирно покоился в могиле, что очень долго невозможно было осуществить, пока ее использовала Роксана, равно как и других детей, вырванных из лучших домов Санктуария, которых она включила в свою команду зомби и которые ныне были погребены на склонах Стены Чародеев.

Нико покинул таверну, как только старик прикрыл глаза рукой и пробормотал что-то вроде согласия. Не стоило ему приходить. Это лишь причинило боль хозяину «Держи пиво», нехорошо получилось. Но он должен был это сделать, ради себя самого. Потому что колдунья использовала девушку против него, потому что ему пришлось убить ее, чтобы спасти ее детскую душу. Нико сам не знал, ожидал ли он, что старик найдет ему оправдание, если такое вообще может кто-нибудь оправдать. Оказавшись на территории Зеленой зоны, он некоторое время раздумывал, куда ему пойти, когда увидел вспыхнувшие в Лабиринте факелы, извещавшие, что в нижних кварталах города начались беспорядки.

Нико не хотел принимать участия в междоусобных войнах Санктуария и быть рекрутированным какой-либо из сторон — включая, Страта — и даже вникать в детали того, кто прав, а кто виноват. Скорее всего, все участники конфликта были одинаково виновны и невиновны; войны обычно перечеркивают все нормы морали; а гражданские войны, или освободительные, даже хуже всех прочих.

Он бродил по улицам лучшей части города, держа руку на своем мече, до тех пор, пока не вышел на перекресток к распахнутым воротам одного имения. На земле перед ними, скрючившись, сидел нищий — явление в этой части города довольно нетипичное.

Нико уже хотел, было повернуться и уйти, напомнив себе, что он уже больше не является пасынком, получившим секретное задание, а выполняет собственную рекогносцировку на местности, как вдруг услышал голос, показавшийся ему странно знакомым.

— Сех, — воскликнула тень, отделившись от других в противоположной стороне от того места, где сидел нищий. Ругательство было нисийским, и голос, судя по всему, тоже.

Нико осторожно приблизился, и теней стало две; они ругались между собой, направляясь к нищему, который, когда они оказались рядом, выпрямился и спросил, где они были так долго.

— Он пьяный, ты что, не видишь? — сказал первый голос, и дар, которым обладал Нико, вызвал в памяти лицо человека и его имя, знакомые с давних времен.

Это был нисийский перебежчик по имени Вис, который был обязан Нико, по крайней мере, за одну услугу и мог знать ответ на вопрос о местонахождении нисийской колдуньи.

Вторая тень сыпала бранью, пока пьяный цеплялся за ее одежду. Видение Нико обострилось благодаря голубоватым искрам, кружившим вокруг этой более высокой тени, уплотнившейся, несмотря на непроглядную тьму.

— Мор-ам, ты идиот! Вставай! Что скажет Мория? Скотина' Здесь смерть гуляет кругом. Не наглей…

Дальше последовало злобное шипение на пониженных тонах, и Нико опознал этого мужчину быстрее, чем первого: глубокий, выразительный голос, бархатные интонации помогли ему признать во второй тени бывшего раба по имени Хаут.

Этот Хаут был освобожденным рабом. Колдунья Ишад дала ему вольную. А Нико когда-то спас его от допроса в застенках Стратона. Страт, главный инквизитор пасынков, был не тот человек, которого можно было сердить, и так хорошо справлялся со своим делом, что одна только его репутация развязывала языки и кишечники.

Похоже, они были знакомы друг с другом, и даже более того. Подняв нищего с двух сторон, они потащили его через открытые ворота к дому, из затянутых кожей окон которого пробивался свет. Нико притормозил. Хаут, каким его помнил Нико, представлял собой запуганного щенка, с петлей раба на шее, да и на душе, но сейчас он уверенно отдавал приказы и, судя по голубому свечению его ауры, располагал некими магическими атрибутами.

В ауре Виса не было ничего магического, в ней превалировали только красные и розовые цвета, указывавшие на страдания и сдерживаемые страсти, а также страх, острота которого щекотала Нико нервы, пока он приближался к воротам, чтобы преградить им путь. Он вынул из ножен меч, и тот стал нагреваться, что случалось с ним всегда, когда поблизости творилось колдовство.