Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров

кузню к Петрухе, который не хуже Кузи славился умением вести за собой народ. Петруха был занят, и отцу Сидора пришлось его подождать. Он зачарованно смотрел, как работает кузнец, который из куска раскаленного железа выделывал такую красивую завитушку на дверь, что дух захватывало. Когда железо поостыло, Петруха сунул его в воду и посмотрел на мужика.

– Для боярина, – не то спросил, не то утвердительно произнес отец Сидора.

– Для него, для Тучина, – пояснил Петруха.

И, отирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб, спросил:

– Ты что, Сеня?

– Да ты знашь, Петруха, что хочет наш Пимен? – И поведал ему то, что узнал от сына.

Пудовые кулаки Петрухи угрожающе сжались.

– Ну мы еще поглядим, кто кого! – И, схватив кувалду, ударил ею по наковальне. – А что Феофил-то ждет? – спросил он.

Сеня только пожал плечами.

– Ладноть, – взяв щипцы и ворочая железо, произнес Петруха, – вечером приходи, я мужиков соберу, к посаднику пойдем.

Посадник Фома Андреевич, только что избранный, успевший побывать у Марфы и отблагодарить ее за помощь в его избрании, растерялся, когда к нему ввалилась толпа во главе с Петрухой.

– Ты пошто, – начал кузнец, грохнув кулачищем по столу, – не отправляешь Феофила в Москву на его поставление?

Грозный вид великана, этот удар по столу испугали Фому. Он сжался и залепетал:

– Да… я, конечно, отправлю.

– Ну и отправляй! – прогудел Петруха.

– Но… вначале взять надоть у великого князя опасную грамоту.

– Ну, бери, – рявкнул Петруха.

– Да… того… посланца.

– Так посылай! – прогремел Петруха и повернулся к братии.

Те поддержали его, да так, что бедного Фому бросило в жар.

– Завтра придем. Не отправишь… – Петруха поднял кулачище.

Фома выставил руки для защиты. Петруха другой рукой отвел их и промолвил:

– Не поможет!

Гонца он отправил утром, а сам побежал к Марфе, боясь, что кто-то опередит его с этой вестью. «Лучше самому», – подумал он. Марфа выслушала его молча. Поняла все, когда он сказал ей о Петрухе.

– Ладноть. Иди, – сказала она и отвернулась.

Великий князь Иван III, узнав о том, что Великий Новгород просит разрешения на приезд Феофила, ответил посланцу так:

– Вотчина моя Великий Новгород прислал ко мне бить челом, и я его жалую. Нареченному владыке Феофилу велю быть у себя и у митрополита для поставления без всяких зацепок, по прежнему обычаю, как было при отце моем, деде и прадедах.

Такой ответ великого князя придал московской стороне уверенность и свидетельствовал о дружелюбном настрое великого князя к ним, новгородцам. Теперь бояре московской стороны ходили уверенные в своей победе, довольно поглаживая бороды. Но… радость их и торжество оказались преждевременными.

Глава 4

Весть о кончине папы привела семью Палеолог в отчаяние. Они отлично понимали, что не Виссарион был озабочен поисками мужа для Софьи. Это папа, считали они, вел переговоры с холостым французским королем. Кто теперь будет это делать?

– Я знаю, что конклав, состоящий из кардиналов, будет избирать себе папу. Возможно, Виссариона изберут новым папой, – предположил Андрей.

Его слова успокаивающе подействовали на сестру и брата.

– А что? – воскликнул Мануил. – Все может случиться! Ведь он знает две религии. Лучше кандидатуры, пожалуй, не найти, – заключил он.

Андрей снисходительно улыбнулся. Софья это заметила и обрушилась на Андрея:

– Ты что, не веришь?

– Верю, верю! – замахал тот руками и сообщил: – Через десять дней будут избирать папу. Вот и узнаем, кто будет.

– А почему через десять дней? – спросила Софья наивным голосом.

– В свое время такой обычай на соборе приняли католики, – ответил Андрей.

– Смотри, а ты у нас знаток! – с уважением сказала Софья и спросила: – А что они будут делать, пока не изберут папу?

– Как «что»! Их закроют в Сикстинской капелле, посадят на хлеб и воду, пока они не примут решение.

– А когда изберут, они стучаться будут?

– Не-е, – протянул тот и зевнул. Видать, ее расспросы поднадоели парню. – Зажгут солому, чтобы из трубы пошел белый дым.

– И мы сможем увидеть?

– Да. Для этого надо идти к собору Святого Петра, – пояснил он.

На одиннадцатый день они были там. Оказалось, что площадь забита так, что яблоку негде упасть. Они попытались было пробиться к базилике, а затем – к Сикстинской капелле, где собрался конклав, но… увы! Тут никто не знал, что явились члены семейства Палеолог. На них кричали, стали ругать, толкать. Пришлось отступить. А ведь не так давно не каждый решался на них посмотреть! Да, вот они, превратности судьбы! Неплохо, чтобы каждый помнил об этом.

Они стали прислушиваться к разговорам вокруг. Все пересуды так или иначе касались вопроса о том, кто же будет папой. Назывались имена разных людей. Но ни одного из них Палеологи не знали. Имя Виссариона даже не было названо.

Но он оказался среди тех, кто должен был выбрать самого достойного. Кардиналы в капелле были посажены на хлеб и воду. Предшественники позаботились, чтобы выборщики там не засиживались. Шли дни за днями, а Сикстинская капелла молчала.

Но в один из дней все решилось. А он начинался как обычно, если не считать набежавшей тучки, которая, вероятно, захотела посмотреть, что творится на площади, и принесла с собой дождик. Люди куда-то заспешили, и Софья оказалась зажата словно между жерновами, которые оттеснили ее от братьев. Она осталась одна в толпе, быстро начавшей редеть.

Парни и молодые мужчины оглядывались на Софью, но убегали прочь, подхватив под свои плащи пробегавших девушек – не ее. Никто не хотел спасти ее от дождя. Но один нашелся. Это был парень лет двадцати – двадцати двух, выше среднего роста. На нем был роскошный плащ с бриллиантовой застежкой. Плащ был незастегнут, и под ним просматривалась черная куртка с золотыми пуговицами. На голове – шляпа. Из-под нее смотрели на девушку темно-карие смеющиеся глаза. Большой нос с горбинкой придавал лицу солидность. Он элегантным движением набросил половину плаща на дрожащую Софью и представился:

– Джованни, – потом добавил смущенно: – Медичи.

– Софья, – вылетело у нее, и, почувствовав его тепло, она посмотрела на своего спасителя.

Ее поразил его взгляд. Сердце девушки, еще не знавшее любви, слегка дрогнуло.

– Пошли, а то промокнем, – сказал он.

Они добрались до какого-то здания и прижались к стене. Дождь усиливался. Софья попыталась поправить плащ. Что подумал Джованни, трудно предположить, но он сказал:

– Под таким плащом ты в безопасности!

Она улыбнулась. О! Какая это была улыбка! Софья поразила сердце молодого мужчины. Как засветились его глаза! Похоже, он стал жертвой стрелы Амура.

Внезапно дождь прекратился, но они продолжали стоять в прежнем положении. Как долго это могло продолжаться и чем бы закончилось, трудно сказать, но их