Страж и королева - Татьяна Алая

— Не надо. Мы не можем говорить об этом.

— Да, — кивнул я, замолчав, радуясь, что та вовремя прервала меня. Кто знает, куда бы меня завел язык при этаком «умении» разговаривать с девушками?

Только странное единение исчезло, а я неожиданно ощутил, что совсем скоро буду знать ответ на свой главный вопрос. Это не давало думать ни о чем другом, а говорить о чем-либо расхотелось. Так мы молча шли вперед.

— До Церемонии, — вдруг сказала Эвер, сворачивая к своему дому.

— До Церемонии, — попрощался я, только после поняв, что чуть не сморозил глупость.

«Или уже сморозил?» — спросил себя через несколько шагов, когда неоднозначность собственной фразы вспомнилась вместе с озадаченным выражением ее глаз.

— Вот идиот! Румей же просил молчать!

Глава 4

Пока я собирал вещи, мама тихонько стояла рядом и молча наблюдала, лишь взглядом провожая каждое мое движение. Да и Саела притихла, сидя в уголке и тоже не отрываясь смотря за каждым моим действием, совершенно не показывая свой норов. Но даже это приятное обстоятельство не могло оттянуть тот момент, которого втайне боялся наверно каждый из нас в повисшей напряженной тишине. Закончив, я посмотрел в окно, где уже прощально виднелись только отсветы дневного светила, а Орис и Воала, две яркие путеводные звезды каждого ночного путника, уже медленно и уверенно поднимались на небосвод. Близилось время Церемонии.

— Мам, все. Собрался, — выдохнул я, посмотрев на нее и закидывая на плечо баул. На мне был надет походный костюм стража. Такой же черный, как и вся наша форма, но более удобный для дальних странствий. Теплые вещи, защиту, зелья и оружие, а также остальное я засунул в сумку, с трудом поместив то, что счел нужным. На мне было только самое необходимое, как меч и нож, висевшие на поясе.

Все замерли в понимании, что мы можем больше не увидеться.

— Ох, Арай! — выдохнула мать и обняла крепко-крепко, а я закрыл глаза, вдыхая такой знакомый запах ее волос.

В нашей семье никогда не было запрета на проявление эмоций, как у некоторых других. В методах воспитания и степени проявления чувств, все было на усмотрения каждой пары. Наши родители всегда были искренни, пусть и сдержанны. Но эти объятия матери запомнились мне навсегда, врезавшись в память тем сгустком всего, что каждый из нас хотел сказать, но не мог выразить в тот момент иначе, чем так. Даже через годы я помню эти ощущения, несмотря ни на что, как будто все было буквально вчера.

И Саела, помявшись немного, вдруг порывисто обняла нас, а затем молча и резко, словно обидевшись, отошла и отвернулась. Я вдруг понял, что сестра не хочет показывать, как тяжело будет расставаться, впервые осознав, как люблю даже ее.

В дверь вошел отец, хмуро посмотрев на всех, сразу все поняв.

— Кайри, нам пора идти на Церемонию. Не держи мальчика, — сказал он сухо.

— Да, конечно, — выдохнула мама, нехотя отпуская.

Я дошел до выхода, осознавая, с каким трудом дается каждый шаг, словно подошвы прилипают к полу, замерев на пороге. А затем мы с отцом вышли в темноту, даже не оглянувшись. В этот момент мне стало понятно, почему изгоям не позволено оборачиваться.

«Так намного проще. Не видеть глаз, полных печали расставания».

Отец молча шел рядом, и я был ему очень благодарен, что тот рядом в такой момент. Впереди виднелись силуэты других кандидатов, тянувшиеся к месту Церемонии. Когда мы пришли, один из наставников уже прочитал заклинание над священным огнем, которое медленно, но неуклонно разгоралось все выше и ярче под действием магии, не дающей погаснуть пламени до зари. И вот оно стало почти в человеческий рост, а мы все, кандидаты этого поколения, встали вкруг.

«Как тогда, когда прятался за валуном», — вспомнил я, дрожа всем телом и не веря, что теперь сам стою на этом месте, как давно мечтал.

Рядом со мной был сосредоточенный Румей, дальше по кругу Кардид, Эвер, Шарея, Анкур, Бурас, Верея, Анги и Лорек и все остальные, как нас поставили наставники. На лицах моих друзей играл огонь, будто завлекая и призывая не бояться. Отец же отошел к старшим и наблюдал теперь за всеми нами издалека, не двигаясь.

К нам подошел Соргос, мой любимый наставник с самого первого занятия. Тот все эти годы, начиная с дня, когда шестилетний я увидел его в первый раз, знакомил кандидатов с оружием, тактикой, ведением боя, выживанием и многим другим. Мужчина казался мне почти вторым отцом, и я был рад, что именно он избран верховным на этой Церемонии.

— По старшинству, — тихо сказал тот, протягивая кувшин Эвер.

Я как мог, приободрил ее взглядом, еще помня тот разговор у дома Советов, за что тут же получил болезненный толчок локтем от Румея.

— Ох, — выдохнул, чуть ошалев и надеясь, что этой выходки никто не заметил.

К счастью, наставники и вправду не увидели, а скорее сделали вид, наверно все поняв, ведь друг пока не нарушил ни одного правила. Соргос же смотрел на Эвер, хотя обращался ко всем.

— Один глоток. Каждый должен сделать всего один, а затем передать стоящему справа. Если вам будет больно или страшно, терпите. Дар меняет нас, дает силу и новые способности, и такое не может быть легким. Любой дар — это боль и ответственность, кроме новых возможностей.

Меня тихо колотило, потому что я был самым младшим. Значит моя очередь пить янган будет последним. И потому старался не думать об этом, наблюдая за Эвер. Девушка же уже наклонила сосуд и проглотила жидкость.

«Какой тот на вкус?» — вдруг задумался я, ощущая нарастающее нетерпение.

Ребята делали глоток, передавали следующему, замирая в ожидании, но пока ничего не происходило. Наконец очередь дошла до Румея, который хмыкнул и выпил, а затем чуть потряс кувшин и со слегка вытянувшимся лицом тихо прошептал:

— Тебе ничего не досталось… Прости…

И протянул мне сосуд. Я опешил, на автомате взяв кувшин, потрясенно смотря на него, не понимая, как такое может быть, но Согос уже был тут как тут, а друг схлопотал подзатыльник.

— Ты хочешь, чтобы тебя прогнали с Церемонии⁈ Такой позор ты хочешь принести своей семье⁈ Нельзя позволять себе такое во время священного обряда! — прошипел наставник строго.

Но я уже ощущал шершавость глины и не мог ничего воспринимать, кроме того, что от цели всей моей жизни меня отделяет одно мгновение… Всего один глоток…

И я прижал горлышко сосуда к губам, а мне тут же в нос ударил терпкий, травяной аромат.