Петербургский презент - Андрей Кивинов

– Ну, и что тут такого? Все нормально.

– Извини. У него какой умысел? Не завладение кооперативным имуществом, а чтобы в тюрьму сесть. Улавливаешь разницу? В его действиях нет состава преступления, так как состав преступления предусматривает преступный умысел, а умысел сесть в тюрьму – это пока не преступление. Вот так. Пока.

Волков положил трубку. «Сон про несон, а про несон – сон». Чепуха какая-то. Хотя следак, в общем, прав. Да, хорошо иметь юридическое образование.

– Ну что? – спросил мужик.

– Слушай, ну, ты напорол. Ты что ему там про тюрьму наплел?

– А что?

– Да ничего. Нет, так не пойдет. Давай все сначала. Только натуральнее, без этих слезливых речей о зоне и несчастной жизни. Говори, что живешь отлично, но хотелось бы еще лучше, потому и украл. Схватил, побежал, можешь в морду дать, когда поймают.

– Так вы же говорили, он ребра поломать может?

– Не дрейфь. Ты что, хочешь и на зону сесть, и рыбку съесть? Ого! Аллегория получилась. В общем, давай. Когда поймают, покричи немного для понта. Тебя что, еще учить надо? Двигай. Да, погоди. Выбери ты чего-нибудь посолид-нее. А то колготки женские стащил… На фига они тебе?

Мужик пожал плечами.

– Там бритва лежит – «Жилет». Вот ее и тисни. И дорого, и престижно. Валяй, ни пуха тебе…

Мужчина еще раз тяжело вздохнул и вышел.

На сей раз все закончилось благополучно, правда, теперь помдеж тащил мужика, одной рукой держась за подбитый глаз и громко угрожая нанести БОМЖу тяжкие телесные повреждения. Сам мужик на всю улицу орал, что бритву он хотел пропить. Одним словом, все прошло как надо.

Волков, поняв, что теперь мужика точно не отпустят, зашел к Соловцу и потребовал у того занести в лицевой счет галочку за раскрытие тяжкого преступления – грабежа. Таким образом, у Волкова появился реальный шанс попасть в квартальный приказ о поощрении.

– Андрей Васильевич, придется тебе в Москву сгонять, прогуляться. Дактокарту убитого проверили, по нашему информационному центру он не числится. Если по почте заслать в Москву, ответ через пару месяцев придет, а ты на месте быстро обернешься. Тем более, со слов этого Штофмана, парень из Москвы. Заодно выяснишь, что можно, про него.

– А я-то что? Вон Миша пускай и едет.

– У Миши в семье кое-какие заморочки, он не может сейчас, а ты у нас свободный человек.

Кивинов вздохнул. «Надо срочно жениться, – подумал он, – может, тогда и у меня заморочки появятся».

– Возьми задание в прокуратуре и езжай. Лучше на поезде. Дешевле. Если с билетами проблемы будут, скажи, у меня блат на вокзале.

Утром следующего дня Кивинов сош„л на перрон Ленинградского вокзала в Москве. Зайдя в привокзальный туалет, он вымыл лицо, после чего у какой-то стойки проглотил бутерброд и нырнул в метро. Доехав до центра, он, не долго думая, зашел в первое попавшееся отделение милиции и обратился в уголовный розыск, где был с пониманием принят московскими коллегами-операми. Один из них, молодой парень по имени Юра, даже предложил Кивинову свой диван на случай пролета с гостиницей.

Затем последовал визит в Главный информационный центр, где за батончик «Сникерса» Кивинову проверили дак-токарту, так что к трем часам он уже имел на руках все данные застреленного в Питере гражданина. Тут же, в ИЦ, он получил информацию о его судимости. Как свидетельствовала его карта, Шабанов Владимир Иванович, 1964 года рождения, был осужден шесть лет назад Московским горсудом по 93-й прим – хищение госимущества в особо крупных размерах. Не досидев трех месяцев до полного срока, осужденный был переведен с зоны усиленного режима на стройки народного хозяйства, где и пребывал по настоящее время. Причем срок заканчивался только через две недели. Все ясно

– сбежать с «химии», что в лужу плюнуть, а то и проще.

Выйдя на улицу, Кивинов побрел к метро. «Химия», откуда драпанул Вовчик, была далековато, в Комсомольске-на-Амуре, и даже узнать, когда он оттуда сдернул, было крайне сложно.

Оставалось еще найти копию приговора в архиве горсуда и навестить родственников Шабанова.

Узнав, где находится горсуд, Кивинов рванул туда, но архив оказался закрыт на неопределенный срок ввиду болезни архивариуса, а посему выяснить, что там натворил в 1987 году Шабанов, не удалось. Сплошное невезение. Пришлось возвращаться в отделение.

Юра – опер, у которого остановился Кивинов, – был в кабинете не один. Напротив него сидел маленький мужичок, как пишут в протоколах, кавказской национальности и что-то страстно доказывал оперу.

– Не помешаю? – спросил, войдя в кабинет, Кивинов.

Юра кивнул.

– Началник, мамой клянусь, не грабиль я ее, – верещал мужичок. – Зачэм мене ее сумка, слюшай, да? Она мене в машину садится, да, говорит, свези, друг, до Сокольников. Я, конечно, повез. Разве можно такой девюшка не подвести? А потом она и машины выскакивает и убегает. Зачэм, слюшай? Я ее не трогаль. А сумку забыла. Я сумку взяль и за ней побежаль. Кричу: «Слюшай, стой, да! Зачем убегаешь?!» Ну, правда, мамой на коленях клянусь, я муху не трону.

– А что же она, «Помогите!» кричала, а?

– Я откуда знаю, да? Зачэм кричать? Я подвез ее и все, клянусь.

– Ты достал своими клятвами, мудила! Тебя с поличным взяли. С поличным! Поэтому насрать мне на твои клятвы. Ты зачем, гнида, в Москву приехал, баб наших трахать и грабить?

– Зачэм так говоришь? Я вино привез.

– Послюшай, да, заткнись, да, – передразнил Юра. – Вино свое себе в задницу засунь, потому что оно тебе больше не понадобится. На зоне за 117-ю из тебя, джигит, девочку сделают, Сулико. Понял? Пошел в камеру, клянись там на параше!

Юра схватил кавказца за шиворот и, подгоняя пинками, потащил в дежурную часть.

– Он что натворил? – спросил Кивинов, когда Юра вернулся.

– А, козел. Девку снял на трассе, в тачку свою посадил, отвез и под ножом трахнул. Потом сумку отобрал и давай потрошить. А девка выскочила и заорала. Джигит сдернуть хотел, да тачка у него заглохла, в общем, граждане задержали. Баба, дура, тоже хороша, нашла с кем в машину садиться. А все равно толку никакого, через день прибежит, скажет, ничего не хочу и что сама дала. Первый раз, что ли? Чтобы эти джигиты дали своему брату из-за какой-то шмары сесть?

– Это точно, – вздохнул Кивинов.

– У вас черных много?

– Хватает. Слушай, подскажи, Волоколамское шоссе, это где?

– В Тушино. На метро недалеко отсюда.

– А перекусить где можно?

– А нигде. Все столовые позакрывали. Хочешь, пойдем – кабак тут есть, правда, там водка в разлив, гопоты много…

– Пожрать-то все равно надо. Пошли.

– С изнасилованиями вообще черти что твориться, – посетовал Юра по дороге в кафе. – Сначала прибежит зареванная – ах-ах-ах, помогите, граждане милиционеры, меня, честную женщину, подлецы, негодяи невинности лишили и не где-нибудь, а в подвале. Как мне теперь людям в глаза смотреть? Мы побегаем, поищем, пару ночей не поспим, поймаем, а она через пару дней приходит, курица. Вы, говорит, извините, но я, знаете ли, ничего не хочу. Я, знаете ли, по обоюдному согласию. А в подвале, потому что больше негде было. А что сразу с тремя, так у нас свободная любовь. Тьфу! Вся работа – коту под хвост.