Не в силах устоять - Кара Эллиот

Они вышли на улицу. На крыльце он отсалютовал Грифу своей тростью.

— Оставляю тебя твоим запятым и хризантемам. Насладись разговорами с местной флорой, потому что от Лита и его пьяной компании ты не добьешься ничего вразумительного.

Элиза наблюдала за тем, как разгружают прибывшие из Лондона ящики с вином, и тихо выругалась.

Их давний дворецкий сочувственно кашлянул.

— Как жаль, что его светлость не унаследовал такое же благоразумие, как вы, миледи.

— Вам с Джеймсом лучше отнести эти ящики в погреб. И постарайтесь как-то сдерживать по мере сил бурное течение празднества.

— Да, миледи, постараюсь.

Пока мужчины тащили тяжелые ящики в сторону лестницы в погреб, Элиза окинула критическим взглядом холл. Две служанки, выбиваясь из сил, постарались прибрать его, но в углах все еще была видна паутина, свисавшая с лепнины, а золоченые рамы портретов, на которых были изображены суровые лица предков владельцев поместья, покрывал тонкий слой пыли.

— Не смотрите на меня с таким презрением, сэр, — сказала Элиза, удерживаясь от детской привычки показать язык первому виконту Литу, чей слабый подбородок и маленькие свинячьи глазки, к сожалению, передались Гарри. — Не я сотворила этого… монстра.

Монстра, чье ненасытное стремление к самоутверждению все больше выходило из-под контроля.

Отвернувшись от портрета, она направилась к выходу. По крайней мере выложенный каменными плитами пол был чисто подметен, хотя гости вряд ли это заметят. Обильная еда и крепкие напитки — вот все, что им нужно. Да еще они будут постоянно курить вонючий табак, от дыма которого потолок покроется еще одним слоем и так уже въевшейся копоти.

Вскоре должны были прибыть первые гуляки, и меньше всего ей хотелось бы столкнуться с ними лицом к лицу.

Элиза была знакома с большинством гостей Гарри. Как и он сам, это были грубые, невежественные и избалованные молодые аристократы, слишком взрослые, чтобы их можно было простить за их поведение, и слишком молодые, чтобы успеть приобрести светские манеры. Когда она проходила мимо, они по большей части довольствовались оскорбительными усмешками, но некоторые были настолько невоспитанны, что даже пытались приставать к ней в коридоре. Обедневшие вдовы считались легкой добычей, ими можно воспользоваться, а потом выбросить, как грязное полотенце.

Олухи.

Она с грохотом захлопнула за собой старую дубовую дверь, получив удовольствие от того, как она содрогнулась.

— Слава Богу, мне не надо встречаться с ними в столовой, — сообщила она чирикавшему над ее головой воробью. — Пока они будут пить, курить и рассказывать глупые непристойные анекдоты, я буду наслаждаться тишиной в своих комнатах и книгами. Возможно, каким-либо романом миссис Редклиф.

Элиза пересекла газон и по извилистой тропинке, покрытой гравием, направилась к каменному коттеджу с садом, огороженным высокой стеной. Полвека назад это был домик егеря, а сейчас — ее личное убежище. Безопасная гавань в штормовом море. Место, где она может расслабиться и быть самой собой.

Впрочем, насчет последнего она была не совсем уверена.

Сколько себя помнила, она всегда поступала так, как требовали, расплачиваясь собственными мечтами и желаниями — одним за другим — ради удовольствия других.

— Может, от меня настоящей уже ничего не осталось, — пробормотала она, холодея от этой страшной мысли.

Достав ключ из-под горшка с петуниями, Элиза отперла дверь и вошла в дом.

Первые лучи утреннего солнца, проникавшие через окна с восточной стороны, коснулись ее плеч, и мышцы сразу же расслабились. Вид ее рабочего стола, занятого красками, кистями, бумагой и банками с водой, всегда ее радовал. Все это разнообразие красок сразу поднимало настроение, которое теперь все чаше оставалось на нуле в главном доме.

— К черту Гарри и его беспутных друзей, — пробормотала она, твердо решив, что не позволит безумствам брата испортить ей день.

Повесив на вешалку шаль, онa начала закатывать рукава своего муслинового платья. Это платье, призналась она себе, было старым и изношенным. Ткань от многочисленных стирок стала почти прозрачной, рисунок едва угадывался, но зато платье было чрезвычайно удобным — пятна краски были как старые друзья, и их разнообразие всегда вызывало у нее улыбку.

Увидев свое мимолетное отражение в зеркале, она решила, что должна взглянуть еще раз, повнимательнее. Не часто видела она себя улыбающейся, да еще освещенной солнечными лучами.

— Я выгляжу почти счастливой и беззаботной. Но если я надеюсь когда-нибудь избавиться от слова «почти», мне лучше приняться за работу.

Она начала смешивать краски на палитре. Возможно, в следующий свой визит в художественный магазин ей удастся незаметно унести несколько листов французской бумаги. Если Редуте предпочитал для своих акварелей тонкую текстуру этой бумаги, должно быть…

Мяу.

Элиза нахмурилась.

— Эльф? — позвала она.

Раздалось еще одно «мяу», но тише.

Господи. Где этот кот? В прошлый раз он забрался в один из ящиков и изодрал в клочья все ее аккуратно засушенные мхи.

Элиза положила кисть и проверила ящик с гербарием.

— Эльф? — снова позвала она.

Мяуканье раздавалось откуда-то снаружи.

Она открыла заднюю дверь и вышла в огороженный сад. Она не обнаружила кота среди вьющихся роз.

Герберы тоже были целы, как и шалфей, чьи серебристые стебли тихо покачивались от слабого ветерка.

— Хм.

Недоумевая, Элиза открыла ворота и пошла по тропинке.

Мяу.

Она посмотрела налево, направо. Потом вверх.

— Ах ты, глупое животное. А сам не можешь спуститься?

Хвост кота дрогнул.

— Господи, ну почему я окружена такими дураками? — сказала она и начала развязывать шнурки полуботинок.

Ответа сверху не последовало.

— Всегда ждут, что я все буду делать за кого-то. Знаешь, было бы хорошо, если хотя бы раз в жизни какой-нибудь Образец Мужской Добродетели пришел мне на помощь.

Мяу.

— Да, Эльф, ты хочешь сказать, что согласен со мной.

Тяжело вздохнув, Элиза ухватилась за нижнюю ветку дерева.

Гриф провел рукой по слегка выщербленному граниту, наслаждаясь ощущением разницы между текстурой согретого солнцем мха и старого камня. Одно дело — изучать папки с гравюрами исторических зданий или ландшафтов. Какими бы они ни были детализированными, они не шли ни в какое сравнение с тем, что испытываешь, когда вокруг тебя все настоящее. Пчелы описывали ленивые круги вокруг полевых цветов, растущих среди руин Эбби, а легкий ветерок шелестел меж древних камней.