Три недели страха - Си Джей Бокс

Револьвер был неуклюжий и тяжелый, с шестидюймовым дулом, заряженный пятью древними патронами. Отполированная годами рукоятка была сделана из ясеня. Барабан был очищен от ржавчины благодаря многократному вытаскиванию из кобуры и вкладыванию назад.

— Что ты делаешь? — спросила Мелисса.

— Ничего, — ответил я.

В воскресенье Мелисса выглядела одновременно красивой и испуганной. У нее были веснушки на носу и щеках, которые я всегда находил по-детски наивными и привлекательными. Волосы до плеч были замысловато причесаны. Она провела часы, выбирая, что надеть, пока не нашла сочетание, придававшее ей силу и уверенность. Мелисса долго размышляла, надевать ли ей брюки, но в итоге предпочла свитер, бежевую юбку и простую безрукавку. Ее ноги казались длинными, крепкими и загорелыми. Ей хотелось выглядеть приятно, но не слишком — не настолько, чтобы биологический отец сумел бы поставить ей это в упрек, сказала она.

Я надел джинсы, повседневную рубашку и голубой блейзер. Тоже приятно, но не слишком. Мелисса попросила меня сменить старые ковбойские сапоги на туфли, не желая, чтобы меня приняли за работника с фермы. Когда дело доходит до таких вещей, я давно научился уступать. Думаю, уступчивость — один из секретов счастливого брака.

Энджелина была в белом платьице с кружевами и красными крапинками. Она выглядела как кукла — черные волосы, белая кожа, румяные щечки и поразительные темные глаза. Девочка любила меня и смотрела на меня, не замечая происходящего вокруг.

— Эти ублюдки заставляют нас проходить через это. — Мой голос был резким, и Энджелина сжала кулачки, готовая заплакать. — Все в порядке, малышка, — успокоил ее я.

Это была неправда, но она расслабилась. Энджелина верила моей лжи, и это разбивало мне сердце. Мелисса отнесла ее наверх для утреннего отдыха. Я надеялся, что, когда Энджелина проснется, наша жизнь снова станет нормальной и она никогда не узнает о том, что едва не произошло.

На улице появился голубой «кадиллак» последней модели и свернул на нашу подъездную аллею. Я разглядел внутри двух человек.

Гэрретт Морленд, сын судьи и предполагаемый биологический отец Энджелины, вышел первым и посмотрел на наш дом с выражением, которое я могу описать только как насмешливое презрение.

Гэрретт Морленд был смуглым, высоким, с точеными чертами лица, иссиня-черными волосами и глазами, похожими на коричневые стеклянные шарики. Глаза Энджелины на этом мальчишеском лице заставили мое сердце сжаться, и я ощутил привкус чего-то гнилого во рту. У Гэрретта были ненормально длинная шея и торчащий кадык, который двигался вверх-вниз одновременно с работой челюстных мышц. На белой коже лица выделялись тонкие красные губы, напоминающие порез бритвой, откуда вот-вот брызнет кровь. Он был одет так, как заставляют одеваться восемнадцатилетних парней перед походом в церковь, — темные брюки, туфли, рубашка с расстегнутым воротником и слегка великоватый блейзер, возможно принадлежащий отцу. Когда Гэрретт стоял, слегка склонившись вперед, покачиваясь на пятках и разглядывая дом из-под бровей, мне казалось, что он выглядит демонически.

Джон Морленд был таким же высоким и красивым, как кинозвезда. При возрасте лет в сорок пять у него было приятное мальчишеское лицо и длинные каштановые волосы, зачесанные запятой на лбу. Он выглядел как пресвитерианский священник, президент ротари-клуба или бывший волонтер Корпуса мира, все еще почитаемого в деревнях стран Азии и Африки. Кремовая рубашка отлично подходила к коричневому костюму. Морленд был слегка загорелым и имел родинку на щеке в том месте, где модель нарисовала бы мушку. В его осанке и походке ощущалась уверенность. Прежде чем постучать в нашу дверь, он обменялся с сыном многозначительным взглядом.

Я услышал, как Мелисса спускается по лестнице.

— Это они, — сказала она. — Я видела их сверху.

Я кивнул.

— Они оба красивые, — заметила Мелисса. — Могу понять, почему Бриттани связалась с Гэрреттом.

Я посмотрел на нее, пытаясь вспомнить, когда она в последний раз сделала такой комплимент.

— У меня упало сердце, когда я их увидела, — пробормотала она. — Я так хотела возненавидеть их с первого взгляда.

— И не смогла?

Мелисса быстро покачала головой.

— Я ненавижу то, почему они здесь. — Она подошла ко мне вплотную. — Помни, о чем мы говорили. Оставайся хладнокровным — сдерживай характер. Последнее, что нам нужно, — это рассердить их, особенно Гэрретта. Они необходимы нам, чтобы подписать бумаги. Не давай им причины задерживать подпись даже на секунду.

— Понял, — сказал я.

— Ты уверен?

— Да.

Когда мы открыли дверь, Джон Морленд широко улыбался. У него была сентиментальная обезоруживающая улыбка, но при этом он, казалось, нервничал. В одной руке он держал объемистый бумажный пакет, о котором словно забыл. Мне не приходило в голову, что они тоже могут нервничать. Осознав это, я почувствовал себя лучше.

Мы шагнули в сторону и пригласили их войти. Мелисса предложила кофе. Морленд ответил, что выпил бы чашечку, а Гэрретт мрачно покачал головой. Я не мог в нем разобраться. Он не встречался со мной взглядом, а его движения и осанка, казалось, имеют целью держать дистанцию между ним и остальными в комнате.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал я, указывая на кушетку с кофейным столиком перед ней. Напротив я придвинул два больших стула для Мелиссы и меня. Стулья были немного выше кушетки, и мне хотелось, чтобы Морленду и Гэрретту пришлось сесть рядом и смотреть на нас снизу вверх. Я научился этому на деловых встречах. Это дает психологическое преимущество.

К несчастью, Морленд не попался на крючок и действовал так, словно не видел, как я указывал на кушетку. Он сел на один из стульев. Гэрретт развалился на кушетке с нескрываемым презрением к отцу, ко мне или к чему-то еще.

Мелисса оценила ситуацию, как только вернулась из кухни. Она могла либо занять доминирующую позицию на втором стуле, либо сесть рядом с Гэрреттом. Ее колебание было очевидным, и я воспользовался им, заняв место на кушетке. На ее подносе стояли чашки, которых я никогда не видел раньше, что меня слегка обеспокоило. Морленд взял одну из чашек.

— Я привез вам маленький подарок, — сказал он, протянув мне пакет. Я заглянул внутрь и увидел какие-то пирожные. Потом я передал пакет Мелиссе, которая поблагодарила посетителей, вышла в кухню и вернулась с пирожными на тарелке.

Я нарушил неловкое молчание, обратившись к Гэрретту:

— Приятно с вами познакомиться. Вы в этом году в выпускном классе? — Таким образом я показал, что кое-что о нем знаю.

— Да, в выпускном, — ответил он, скривив губы.

Когда мы выходили в свет или устраивали вечеринку, Мелисса всегда брала на себя инициативу. Я повернулся к ней и увидел, что, несмотря на улыбку, в ее лице нет ни кровинки. Она боялась говорить, боялась брать дело в свои руки. Я старался развить преимущество, которое, как мне казалось, приобрел, заговорив с Гэрреттом.